Не плачь по мне, Аргентина
Шрифт:
Вскоре стеллажи с бутылками исчезли. Насколько доставал свет от факела, Генрих видел только каменные стены. Где-то далеко впереди гулко капала вода.
– У вас тут пыточные подвалы?
– Что? Знакомая атмосфера? – хохотнул фон Лоос.
– Напрасно иронизируете. Это дилетантский подход. Каземат не должен быть сырым, это место работы, а не антураж для съемок фильмов про инквизицию.
– Ладно-ладно. – Фон Лоос обернулся, и Генрих увидел, что тот улыбается. На какой-то момент улыбка показалась ему волчьей. – Вы первый начали про пыточную. И, к слову сказать, вы правы, современные заплечных дел мастера работают в лабораториях. Чистота, антисептики, санитарная обработка, стерильность. В наше время все эти палки, гвозди под ногти – это средневековье. Сыворотка правды! Гипноз!
– Далеко не всегда действуют… – пробурчал Генрих.
– Зато перфорация ротовой полости без наркоза работает безотказно. А для этого нужен инструмент, свет, белые халаты. Что ни говори, а наука двигает прогресс вперед. Как бы цинично это ни звучало.
Они прошли еще метров десять молча. Под ногами ощутимо хлюпало, и когда Генрих посмотрел вниз, он обнаружил, что его сандалии утопают в белесом отвратительном мху.
– Мерзость…
– Это точно, – согласился фон Лоос. – Раньше этой дряни тут не было. Она очень быстро распространяется.
– Погодите…
Мюллер включил фонарь. Осмотрелся.
Белый мох покрывал все вокруг. Стены, пол, низкий потолок. В ярком свете казалось, что маленькие усики шевелятся, будто черви или щупальца. Чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота, Генрих выключил фонарь.
– Сначала я тоже чувствовал себя не очень хорошо, – посочувствовал фон Лоос. – Но потом вырабатывается привычка. Даже… чувствуется определенное удовольствие.
– Черт бы вас побрал, Лоос! Какое в этом может быть удовольствие?
– Не знаю, – честно ответил барон. – Это чувство не поддается логическому определению. Что-то звериное, наверное. То, что никак не вытравить из человеческой природы. Ну что? Вы удовлетворили свое любопытство? Можем двигаться дальше?
– А еще далеко? – осторожно поинтересовался Мюллер.
– Не слишком. И разве это что-то меняет?
– Пойдемте…
Когда Генрих сделал первый шаг, он почувствовал, с каким трудом дается ему движение. За подошвами тянулись белесые тонкие нити.
– Дьявол…
– Может быть, вы и правы, – неожиданно сказал фон Лоос. – Дьявол… Однако мне кажется, что это нечто более древнее, чем вся иудейская мифология. Древнее даже, чем Вотан.
– Куда уж? – Мюллер обернулся. Их следы тускло фосфоресцировали в темноте коридора.
– Не знаю. Но все же… – Фон Лоос помолчал и добавил непонятно: – Пучина. Бездна.
Они действительно шли недолго.
Вскоре под ногами снова застучал камень. Генрих удивленно обернулся. Посмотрел вверх, на пол… Чистый камень. Булыжники подогнаны друг к другу плотно. Никаких следов белесой мерзости.
– Мы пришли, – сказал фон Лоос. – В непосредственной близости от них мха нет. Как и всего прочего…
– Чего прочего? – с подозрением спросил Генрих.
– Ну… – Барон неопределенно пожал плечами, его мысли сейчас занимало что-то другое. – Вы ведь слышали про пищевую цепочку?
– Безусловно… – Генрих почувствовал, как мурашки пробежали по его спине. – А скажите, Лоос, кто построил этот подвал? Эти коридоры?
– Черт его знает, – беспечно ответил барон. – Но местечко удобное.
Несколько минут он возился с ключами. Наконец скрипнули петли.
– Заходите… Только не ударьтесь о притолоку.
Генрих пригнулся и бочком пробрался в небольшую комнатенку с высоким потолком. Тут так же, как и около двери, не было никаких следов мха и сырости. Воздух был свеж, холоден. И запах… Так пахло в горах и в поле после грозы…
– Что за черт? – пробормотал Генрих.
В комнатенке ощутимо пахло озоном.
– У вас тут вентиляция?
– Вы с ума сошли? Как вы думаете организовать вентиляцию в этом подземелье? Нет, мой друг… – Факел освещал Лооса и какие-то ящики, расставленные около стен. Барон подошел к центральному. Снова зазвенел ключами. – Прошу…
Генрих пригляделся.
В свете факела это более всего напоминало череп на тонкой-тонкой ножке. У черепа была срезана верхушка так, чтобы образовалась чаша. Желая лучше рассмотреть предмет, Генрих щелкнул выключателем фонарика. Ничего не произошло. Еще раз.
Фон Лоос ухмыльнулся.
– Ничего не получится.
Генрих разобрал фонарь, проверил батареи, снова попытался включить, но нет…
– Полное радиомолчание. Никаких электрических соединений. Ничего. Батареи исправны. Лампочка тоже. Когда выберемся из этой комнаты, все снова включится. Но до этого момента… ничего. Зеботтендорф их разве что не облизал. Но не смог даже понять, из чего они сделаны…
– Ну-ка… – Генрих подвинул факел ближе к чаше.
Череп только на первый взгляд был человеческим. Совсем другой. Совсем.
– Что это? То есть… Я хочу сказать, кто это?
– Не знаю. Как видите, пропорции больше, некоторые формы совершенно иные. Мы даже пытались воссоздать голову… Ну, знаете, как восстанавливают динозавров по костям. Однако и с этим вышел конфуз.
– То есть? – Мюллер осторожно рассматривал чашу.
– Специалист сошел с ума.
– Вот как?
– Именно так. Просто сошел с ума. Его нашли тут, на полу. Весь обделался и мычал. Нажрался своего пластилина, которым хотел лепить голову.
– Может быть… мистификация, подделка?
– Мы нашли ее там, в пирамиде. То, что этот объект не был знаком современным ученым, – факт. Когда мы прорвались через эти заросли, мох… – Фон Лоос закашлялся. – Кстати, то, что растет за дверями, тоже… Не совсем растения. У нашего Доктора есть мнение, что это какой-то защитный механизм чаш.
– Их много?
– Четыре. Каждая сейчас находится в специальном контейнере из свинца. Если вытащить все четыре, начнется такое светопреставление… Но свинец каким-то образом помогает. По крайней мере, мох растет не так быстро. Когда мы все-таки вошли в помещение, то потеряли треть команды разом.