Не плачь по мне, Аргентина
Шрифт:
– Два!
Лопнула неподалеку бутылка. Аугусто окатило жаром пламени, но он все равно не открыл глаз.
– Три!
Через плотно зажмуренные веки по глазам ударила вспышка света. Аугусто, не зная того, вошел в историю. Его снимок, фотография маленького человека, лежащего в позе зародыша у солдатских ног, обойдет весь свет.
– Четыре!
Рикас услышал, как лязгнули затворы. И от этого тихо завыл. Он не видел, что в солдат, рассредоточившихся по улице, летят камни, арматура и коктейли Молотова. Пять секунд, щедро выделенные полковником Алказаром, демонстранты потратили не зря. Они отошли за полыхающие машины и убрали подальше женщин и молодежь.
– Пять!
Полковник поднял руку. Аугусто открыл глаза, в ужасе оглядываясь вокруг. Он видел только сапоги, зеленую одежду и собственную машину. Свой родной фургончик.
– Огонь!
Полковник Хулио Алказар за разгон этой манифестации получит орден. В результате столкновения с демонстрантами погибнет один солдат, семь полицейских и сорок пять мирных жителей, в том числе женщин и детей. Пути к отступлению будут отрезаны, поэтому вскоре митингующие окажутся в кольце. Сумевших вырваться будут отлавливать армейские патрули. Из всех ушедших из дома в тот день вернутся обратно только три человека.
С этого дня в Буэнос-Айресе будет объявлен комендантский час.
Техническая школа Военно-морского флота, спешно переоборудованная в тюрьму и фильтрационный центр, примет в этот день своих первых заключенных.
В тот день писатель и публицист Лара Рауль скажет, что все люди вокруг в единочасье сошли с ума.
Он будет прав.
74
– Я что-то пропустил? – поинтересовался Ловега, когда Антон вошел в палату.
Около его кровати сидели хмурые парни, которых Ракушкин видел с ним в первый день знакомства.
– Очень многое. – Антон присел на подоконник. В приоткрытое окошко задувал свежий ветер. В палате было прохладно. – Не замерзнете?
– Можете не беспокоиться. – Рауль лежал неподвижно, как лежат инсультники.
– Прежде всего я хочу представить вам моего друга и помощника. – Антон кивнул в сторону Таманского. – Это Константин. Он тоже из Союза и находится в курсе дела.
Ловега покосился на Костю и едва заметно кивнул.
– Хорошо. Можете без предисловий тоже вводить меня в курс дела. Мне рассказать вам нечего. У меня такое чувство, что я заснул, а проснувшись, обнаружил, что почти не могу двигаться, все тело болит и я не могу даже под себя сходить. Никакого света в конце туннеля я не видел и голосов не слышал. Так что теперь рассказывайте вы.
– Хорошо. Прежде всего, в стране военный переворот. – Антон посмотрел на часы. – Через два часа наступит комендантский час.
– Кто у власти? Что с президентом?
– Диктатором объявил себя генерал Хорхе Видела. Очень деятельный человек. О судьбе Изабеллы Перон я ничего не знаю. Скорее всего она жива. И, видимо, в тюрьме. Это, так сказать, общие новости. Теперь по нашим делам. Я прошел не по всему вашему списку. Однако того, что я видел, мне хватило.
– Так-так…
– Видимо, кто-то, и я предполагаю кто, прошелся по этому списку до меня. Фактически все лидеры подпольных групп, те, кто входил в Комитет, убиты. Гонсалес, Вольке, этих видел сам. О Крепком Эрнесте читал в газетах. За то, что ты жив, можешь благодарить только своих людей, которые не покидали больницу, и собственную кому. Те, кто убрал Комитет, явно не надеялись на то, что ты очухаешься.
– Кто жив? – прохрипел Рауль.
– Жив? – Антон улыбнулся. – Я понимаю, о чем ты думаешь. Но дело тут, как мне кажется, гораздо сложнее. Жив, конечно же, Кристобаль Бруно. Который сейчас возглавляет сопротивление. Его ребята организовали на днях манифестацию с погромами, против них были выпущены войска, есть множество убитых. Сегодня, видимо в ответ, взлетела на воздух машина с солдатами, которые собирались в увольнительную.
Рауль тихо застонал.
– Город засыпан листовками и наводнен патрулями. Самое удивительное, что в борьбу включились все. Если раньше на идею революционной борьбы население плевало, то сейчас будто плотину прорвало. Люди разделились – на тех, кто поддерживает власть, и на тех, кто готов кидать бутылки с зажигательной смесью. Патрули гребут всех. Нас с Константином пока спасают только бумажки из посольства. Но боюсь, что это ненадолго. Мне уже было предложено сворачивать работу.
– Что же вас удерживает?
– То, что я узнал.
– Поделитесь?
– Слишком долго рассказывать. Главное – то, что происходит сейчас в Аргентине, коснется всего мира. То, что делается сейчас, это только модель. Отработка эксперимента. Именно из Буэнос-Айреса эта чума начнет расползаться дальше и дальше… Самым простым способом сейчас было бы подвергнуть Аргентину атомной бомбардировке. Но я думаю, что это невыполнимо. Поэтому придется двигаться более долгим путем.
– Я плохо вас понимаю.
– Вы мне не поверите все равно. Но факт, что я все еще тут, сам по себе должен кое о чем говорить.
Рауль молча рассматривал Антона.
– Но относительно вас, Рауль, у меня есть кое-какие планы.
– Я разбит параличом, если вы не заметили.
– Но голова-то еще работает?
– Возможно. – Ловега покосился на столик, и сидевший рядом человек тут же подал ему стакан воды.
– Этого вполне достаточно. Дело в том, что кто-то должен возглавить подполье после смерти Кристобаля.
Рауль молчал.
– Это должен быть человек, который может остановить войну с новой властью на условиях, выгодных самой власти.
– Это как же?
– Сейчас монтонерос – подонки, которые устраивают взрывы, погромы и теракты. Так вы выглядите в глазах общественности. Недавняя манифестация тому примером. Власть будет вынуждена, повторяю, вынуждена развязать ответный террор. И помочь вам в вашей борьбе будет некому. Даже соцстраны не станут мараться помощью террористам и бандитам, которые прикрываются марксистскими идеалами. Вы останетесь в изоляции и неминуемо будете раздавлены хунтой. Пока из живых лидеров остались только вы и Кристобаль.
– Да, но я не могу руководить из больницы.
– Это не проблема. – Антон пожал плечами. – У вас есть надежное место?
– Найдется.
– А прикормленный доктор?
– Конечно. В моем возрасте это полезно.
– Отлично.
Через пятнадцать минут они катили тележку с Раулем по больничному коридору. Тележка была старая, железная. Таманский решил, что Антон взял ее в морге. Колесики грохотали и вращались с ужасающим визгом. Из палат выглядывали редкие больные. Наконец выскочила медсестра.