Не плачь, Тарзан!
Шрифт:
Но в один прекрасный день мы столкнулись с Марианой на площади. Она выглядела веселой и бодрой, от этого я только еще больше расстроился. Волосы у нее были собраны в пучок, перевязанный светло-голубым шарфиком с развевающимися концами, на ней был длинный светлый тренч с широкими плечами. Она немного напоминала Кэтрин Хепберн в каком-то из ее ранних фильмов.
Мариана взяла трубку с улыбкой, которая ясно говорила о том, что она никогда не окажется в такой ситуации, когда ей придется им воспользоваться. Я чувствовал себя глупо, однако настоял на своем. Мне нравилось думать, что она все время носит с собой мой телефон.
Янне-Страдалец.
Стояла поздняя осень, близилось Рождество. В Сочельник меня пригласила к себе Луисе, к ней придут «kids». Ничего хорошего я не ждал. Наверно, «kids» тоже работают маклерами и будут весь вечер обсуждать биржу «Насдак», поедая рождественский окорок. Но Луисе имеет обыкновение капать на мозги, пока я не сдамся, да и выбор у меня небольшой. Родителей я отправил коротать пенсионерскую зиму на Кипр, с ноября по февраль. Шарлотта до сих пор была за границей. У друзей свои семьи.
Разумеется, все получилось так, как я и предполагал. У Луисе приличная зарплата и еще немаленькие надбавки, так что денег у нее хватает. Она подписывалась на кучу журналов об интерьере, которые лежали в корзине в ее роскошном туалете. Стол представлял собой произведение искусства, скатерть из темно-зеленого холста, веточки дуба, выглядывавшие из-под тарелок, золотые и серебряные столовые приборы, широкие шелковые банты в шотландскую клетку, которые изящно возвышались на белых кружевных салфетках. В точности такой же стол я увидел на фотографии в журнале «Мезон», когда зашел в туалет.
Я пошел туда не по прямой надобности, просто потому что «kids» оказались такими скучными, что время остановилось. Я оживился только один раз, когда какая-то девчонка, перебравшая мадеры, стала поносить людей, живущих за счет чужой работы. Я решил, что она имеет в виду тех, кто зарабатывает на акциях, и подключился к обсуждению, но вскоре по недоумению в глазах окружающих понял, что упустил главную нить. На самом деле она говорила о безработных, которые живут на пособие. Surprise, surprise…
— А те, кто играет на бирже, по-твоему, не живут за чужой счет? — спросил я.
Луисе тихонько прикоснулась ко мне рукой.
— Тебя ведь не мучает совесть из-за того, что ты сколотил состояние на своих акциях? — спросила она. — Ты рисковал и получил хорошие дивиденды, за это никто не вправе тебя упрекнуть!
В тот самый момент я ушел в туалет, где и просидел в течение получаса. Наверно, они решили, что я объелся окорока, но мне было на них совершенно наплевать.
Мариана звонила мне за вечер перед Сочельником, чтобы пожелать счастливого Рождества. Разговор был короткий и формальный. Где-то на заднем плане шумел и гудел мужской голос, перемежавшийся детскими криками. Я пожелал ей того же, и мы распрощались.
В первый день Рождества мы с Луисе долго сидели возле камина. Он был отделан дубом, на кромке железного колпака над камином стояли прелестные шуточные открытки. Прямо посередине висел английский рождественский чулок, который Луисе наполнила подарками для меня. Там были галстук, похожий на форменный галстук английского школьника, полосатый леденец и бутылка портера. На Луисе был халат в шотландскую клетку — она называла его dressing gown, — такой же она с улыбкой протянула и мне. Вечером накануне она тактично, но целеустремленно уложила меня к себе в кровать, хотя вообще-то мне совершенно этого не хотелось.
Луисе поднесла к губам чашку споудовского фарфора и удовлетворенно вздохнула. В ушах у нее поблескивали
Вдруг у меня зазвонил мобильный. Это была Мариана. Сдавленным голосом она спросила меня, смогу ли встретиться с ней в торговом центре после обеда.
— Скажи когда, только быстро! — проговорила она. — Я сейчас отключусь!
— В два возле «Купа»! — сказал я, и связь прервалась. Что случилось?
«Багеты с креветками для рождественского стола»
Конечно, не все у нас было так гладко. Действие таблеток наверняка не ограничивалось только тем, что они удерживали Мике в той же реальности, где находились и мы, впрочем, мне сложно судить. Но я почти уверена, что, например, сексуальное желание Мике утратил из-за лекарств. Каждый вечер, придя с работы, он залезал в постель и ложился рядом со мной, каждый вечер он крепко обнимал меня и целовал в щеку — а потом мы засыпали. Во всяком случае, засыпал Мике. А я еще долго лежала без сна, уныло вспоминая, как прижималась к косматой груди Янне. Иногда я задумывалась о том, почему сама не проявляла инициативу, почему не начинала ласкать Мике. Но в глубине души я знала ответ на этот вопрос: я боялась увидеть в его глазах то, чего мне видеть не хотелось. Боялась встретить в них отвращение. Боялась снова пережить ужасное чувство, что он где-то не здесь, несмотря на то что мы сидим за одним кухонным столом. Так было перед тем, как он исчез. Не дергайся, Мариана! Ведь сейчас все хорошо. Прибереги свой сексуальный запал к пятидесяти годам, когда будешь разъезжать по барам с крашеными волосами и прищепкой на подбородке.
Я отбросила неприятные мысли, как неудавшийся черновик в кучу скомканной бумаги.
За день до Рождества Мике получил свою первую зарплату. Он подмигнул мне и увел Беллу в предрождественскую толчею. Улыбнувшись, я взяла Билли, и мы отправились в «Олене», чтобы купить подарки на мои жалкие сбережения. Мике мы купили желтую рубашку — раз в жизни можно позволить себе что-то новое — и сигару в металлическом футляре. Для Беллы нашли экстремальную Барби со снаряжением для подводного плавания, которая стоила бешеных денег, альбом для рисования и динозавра для Билли и несколько приятных мелочей. Билли тоже досталось немного денег, он купил на них прекрасные подарки, которые придумал заранее: игрушечные очки со стеклами в виде сердечек для Беллы и упаковку одноразовых бритв для Мике, который вечно забывал побриться. Возле прилавка с парфюмерией я между делом сказала, что мне бы очень хотелось иметь вон то замечательное розовое мыло за двенадцать пятьдесят, и мы пошли дальше.
— Подожди, мам, я забыл одну вещь! — попросил Билли и умчался в направлении парфюмерного отдела. Я ждала, повернувшись к нему спиной. Ждать пришлось долго, я начала беспокоиться и обернулась. Билли тихо и терпеливо стоял у парфюмерного отдела, протянув двадцатикроновую купюру. Его нос едва доставал до прилавка. Люди вокруг делали покупки, очередь двигалась мимо, никто его не замечал. Наверно, все думали, что родители где-то поблизости. Я подошла и увидела, что у него все лицо в слезах.
— Я хотел купить тебе мы-хы-ыло! — всхлипывал он. — Но моя очередь не подходит!