Не по сценарию

Асия

– Скорей, Асия! Давай сюда, девочка…

Стуча зубами, оглядываюсь в попытке отыскать в толпе лицо окликнувшего меня костюмера, но взгляд, как намагниченный, притягивается к отцу, сидящему на плейбеке. Он удовлетворен? Я все-таки справилась? Так хочется в это верить!

Подойти и самой отсмотреть полученный материал? Я выложилась на все сто, но папа редко когда бывает доволен. Мне же важно ему доказать, что я не зря подалась в актерский и дерзнула припереться к нему на пробы, а потом даже их пройти.

Ну уж нет, лучше я подожду, когда он сам захочет прокомментировать

На улице минус двадцать. Мы знали заранее, что так будет, но о том, чтобы перенести съемки, никто даже не заикался. В том числе я, хотя на дни экстремально низких температур выпали как раз мои смены. Любые переносы – это убытки. Выросшая на съемочной площадке, я понимаю это как никто. И уж если на то пошло, жалеть себя непрофессионально.

Двенадцать дублей! Я не чувствую ни рук, ни ног. Изумительный, воссозданный по фотографиям начала двадцатого века костюм вообще не спасает от холода. Когда выходишь из роли, от него, по правде, вообще ничего не спасает. То ли дело, когда я нахожусь в кадре.

– Ты что, к земле примерзла?! – смеется Рита, опуская на плечи толстенный плед. – На вот, возьми, – в руки перекочёвывает металлическая кружка от термоса. Кожу до слез обжигает горячим. – Да пойдем же, ну!

Заторможенная, плетусь к актерскому вагончику. Рита о чем-то басит прокуренным грубым голосом. Я не разбираю слов костюмерши. Зато очень остро ощущаю навязчивый аромат чайных роз, а потом замечаю и корзину с цветами, едва поместившуюся на крохотной, втиснутой между диванчиком и гримерным столиком тумбе.

– Влад опять расстарался? – поигрывает нарисованными бровями Рита. Кажется, от холода у меня занемел даже язык. Максимум, что я могу сделать – дернуть плечом. И как хочет, так пусть это и понимает. – Смотри, Ась, не заиграйся с ним.

– М-м-м?

– Говорю, у него к тебе все серьезно. Головой думай, ага?

Острый взгляд из-под щетки наращённых ресниц царапает предостережением. И будто в подтверждение тому, что ее опасения возникли не на пустом месте, дверь вагончика открывается, впуская клубящийся холод и моего… парня. Пальцы Риты на крючках моего корсета на миг прекращают бег.

– Тём, ну ты чего! Я же переодеваюсь, – пищу. Кровь в щеках оттаивает, стыдливый румянец заливает кожу багрянцем. Пусть он уже видел меня без одежды, я… Короче, я еще не привыкла расхаживать перед ним неглиже. Я и Риты, если честно, стесняюсь. Хотя чего она не видела, казалось бы, за сорок лет работы костюмершей?

– Понял. Отвернулся! – растекается в нахальной улыбке Басов, демонстративно выставляет над головой руки и поворачивается ко мне спиной. Так неспешно, что это не может не навести на определенные мысли. С губ слетает глупый смешок. Позер! Впрочем, разве может быть другим всеобщий любимец публики? В отличие от меня, на счету Артема уже есть с десяток ролей. И все они крайне успешные. В свои двадцать три Тёма – настоящая кинозвезда. У него миллионы подписчиков в соцсетях, толпы фанаток и блестящее будущее, завизированное расписанным на два года вперед графиком съемок. Он может быть с любой девушкой в этой стране, но выбрал меня. Я боюсь, что когда-нибудь мое сердце просто разорвется от счастья. И любви, которую нам приходится держать в тайне. И не только из-за меня. Басову тоже ни к чему постоянная девушка. Наличие таковой, если верить пиарщикам, нанесет урон его популярности.

Платье падает к ногам. Осторожно переступаю через пышные юбки, которые я бы в жизни не смогла самостоятельно отутюжить, а умничка Рита, вон, ничего, справляется.

Телом прокатываются волны озноба. Покрасневшая кожа до слез печет. Из плюсов – мое кровообращение, наконец, восстанавливается. Из минусов – это весьма мучительный процесс. Я и забыла, насколько болезненным он может быть. Кажется, в последний раз я переживала нечто подобное в детстве, когда увлекшись лепкой снеговика, чуть сама не превратилась в сосульку. После я свалилась с чудовищным бронхитом, а моя няня была уволена.

Быстро переодеваюсь в теплый флисовый костюм, стараясь не испачкать ткань гримом.

– Пойду, покурю, – хрипит Рита. Я малодушно киваю, отлично понимая, что в любой другой ситуации отругала бы ее за пагубную привычку. Не люблю, когда люди так безответственно подходят к вопросу здоровья. Но сейчас мне совсем не до этого. Жду, когда мы с Тёмой останемся одни и сможем поцеловаться. Внутри все дрожит, но на этот раз совсем не от холода.

Как только за Ритой закрывается дверь, падаю к нему в руки.

– Стопэ, малыш. Сначала объясни, что это за дерьмо? – Басов кивает на злосчастный букет.

– Это цветы, Тём, – глубокомысленно изрекаю я, в панике бегая глазами по стенам вагончика.

– Да ты просто Капитан Очевидность, Асия, – хмыкает парень, развязно падая на узкий диванчик и закидывая ноги на огромный квадратный кейс нашего гримера.

Пренебрежение Тёмы обидно почти до слез. Я же много раз объясняла, почему не могу отшить Худякова. Пока не могу! Но разве это означает, что я как-то поощряю его ухаживания?!

«А разве нет? – раздается насмешливый голос внутри черепной коробки. – Ты же согласилась выйти за него замуж!»

Ч-черт. Как же это все… сложно. Ощущение, что я сама себе не принадлежу, убивает. С другой стороны, я под таким давлением, что это и неудивительно. Любая бы на моем месте не выдержала.

Последний фильм моего гениального отца провалился в прокате с оглушительным треском. Из-за неспособности среднестатистического зрителя оценить его мысль и гений, папа оказался по уши в долгах. А его репутация… Не сказать, что она была сильно подмочена, в конце концов, отец – редкий деятель искусства, ставший при жизни классиком, но все же ей был нанесен ущерб. Особенно ценность папы упала в глазах продюсеров, желающих вложиться в его новый проект. Потому что единственная цель этих акул – прибыль.

И тут на выручку пришел Влад. Точнее, его продюсерская компания. А я из незавидного ранга пристроенной по блату студентки актерского перешла в ранг снимающихся и подающих надежды актрис. За все эти блага от меня только и требовалось, что согласиться на ухаживания Худякова. О том, какой они примут размах, меня почему-то уведомить забыли. Или же папа сам не ожидал, что Влад до того развернется, что через полгода наших недосвиданий предложит мне руку и сердце.

Стоит вспомнить тот день, как у меня внутри в узлы все стягивает. Худяков предложил мне выйти за него на большом светском рауте, организованном моей матерью. И только наличие десятков любопытных глаз за столом оправдывает тот факт, что я не отказала ему тут же. Не захотела унижать человека. Не смогла. Да и отец смотрел на меня так давяще, что… В общем, я была вынуждена кивнуть. На большее меня не хватило. О чем говорить, если мне даже сейчас, по прошествии полугода, все еще довольно странно осознавать, что будущее отца в кино вдруг стало зависеть от какого-то выскочки без роду и племени и от меня – его маленькой девочки, которая всю жизнь только и делала, что доказывала всем на свете свое право носить отцовскую фамилию.