Не погаснет души огонь!. Рассказы, пьеса, стихотворения
Шрифт:
Мартемьян вытаращил глаза от удивления. Он хотел было сказать, что отпеть надо покойника, по христианскому обычаю, но не смог вымолвить и слова. В комнате повисла тишина. Пётр Петрович Самсонов ещё на входе в избу удивился тому, что покойника в холодных сенях не оказалось. Судя по всему, его не было и в сарае. Следы по двору располагались только в одном направлении – в дом и обратно. За восемь дней нахождения в доме покойник должен был разложиться. Петр Петрович Самсонов начал принюхиваться. Запаха не было. Вслед за ним принюхиваться стали и Титыч, и Мартемьян. Некоторое время гости усиленно тянули носом воздух, но кроме устойчивого запаха самогонки да кислой капусты, других запахов не наблюдалось. Гости
– Где покойник? Алкаши проклятые! Посмотрите на себя! В кого вы превратились?
Мужик, который произнёс длинную речь при встрече, не говоря ни слова, разлил по стаканам мутный самогон и молча выпил свой стакан до дна. Сидящие за столом мужики последовали его примеру. Один из них громко икнул и, придерживая рукой горло (видимо, чтобы не вырвало), тихо выговорил, еле ворочая языком:
– Чего орете как при пожаре? В спальне он лежит! Как лежал, так и лежит. А схоронить успеем. Одно пурга за окном. Как пурга стихнет, соберем мужиков по деревне, нальем по стакану и отнесем на погост. Вот делов-то! Шума больше, чем дела. Лучше бы с нами присели, выпили за упокой души хорошего человека. А вы все орете, орете!
Пётр Петрович Самсонов решительно шагнул к двери спальни и широко распахнул ее. На кровати действительно лежал покойник. Бледное лицо выделялось на темной подушке. Черты лица заострились. Темные впадины вместо глаз создавали видимость оголённого черепа. Руки покойника мирно лежали на груди, крест-накрест. Самое удивительное, что в спальне также не было запаха мертвеца. Словно человек умер только сегодня. Титыч подошел к покойнику и взял его руку.
– Рука-то тёплая! – выдохнул он. – Мартемьян! Это что? Летаргический сон у него, что ли?
– Дык ведь, кто его знает! Може, и сон, а, может, и нет!
Мартемьян осторожно подошёл к покойнику. Потрогал его руку, наклонился над грудью, послушал сердце.
– Нет…. не стучит. Умер все-таки, наверное…. Как узнаешь? Вот незадача…
Немного постояв в дверях, к кровати, подошел и Пётр Петрович Самсонов. С таким случаем он ещё не встречался. В горнице запели мужики. Нескладные голоса завели занудную мелодию, от которой присутствующих покоробило.
– Сволочи! Им нет, что нет! Хоть умри, хоть воскресни! Никакой разницы…. Эх! Пропала Россия. Совсем пропала. Только Господь ее может спасти. Совсем пропала Россия-матушка. Прости их, Господи! Во не ведают, что творят!
– Надо сильно крикнуть, – неожиданно предложил Мартемьян. – Я слышал, если человек не умер, то проснуться от сна он может только при сильном крике, прямо в самое ухо.
– Вот тебе и работа! – воскликнул Титыч. – Ехали отпевать, а приехали воскрешать с того света. Ори, Мартемьян! Ори во все горло. Мужик, видно, так напился, что уснул и проснуться не может. Проспиртованный лежит, что ему сдеется. Кричи, Мартемьян! Убытка никакого. А если встанет, то Бог милует тебя царствием небесным. В угоду ему покричишь, Мартемьян. Человек создание божие. В его власти жить или умереть. Знать не пришло его время. Должен он ожить. Тебе от Господа великая милость. Пригодился твой голос. Как труба он у тебя. Славно кричи!
Мартемьян подошел к покойнику и, вдохнув в себя как можно больше воздуха, истошно закричал:
– А-а-а-а-а-а-а!!!
На крик в спальню забежали пьяненькие мужики. Они осоловелыми глазами смотрели на покойника, на Мартемьяна и, ничего не понимая, обратили взор на Титыча. В компании гостей он был самый авторитетный. Один из мужиков что-то хотел спросить, но не успел. Мартемьян снова вдохнул воздух и закричал, наклонившись к уху покойника, ещё громче:
– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
Пётр Петрович Самсонов едва удержался на ногах. Покойник тихо вздохнул и открыл глаза. Возле дверей послышался грохот падающих
– Похмелиться бы! Страх как голова болит. Перепил я давеча!
Охота была удачной. Титыч подготовил берлогу, и медведя взяли легко. Пётр Петрович Самсонов не стал резать у хозяина тайги ухо. Забрал себе всю шкуру. Дорогая вещь. И памятная. После охоты Титыч пригласил в следующий приезд взять лису. Интересное дело. Опять же выгода. Дочка шубу купить просила. Вот и в самый раз. Лису взять зимой, хороший вариант. Мех не лезет. Пётр Петрович Самсонов согласился. Когда через две недели «уазик» с Санькой за рулём лихо подкатил ко двору, Титыч первым делом сообщил, что воскресший мужик из деревни Нижняя Пустомойка месяц назад умер окончательно. Пил с соседями самогонку, не хватило. Мужики начали искать по дому, что бы ещё пригубить. Где-то в сенях нашли трёхлитровую банку бензина. Решили попробовать. Говорят, в голову бьет не хуже одеколона. Бывший покойник долго рассуждать не стал. С лёта выпил целый стакан, а так как закуски не было, закусил сигаретой. Выдохнул пары бензина и прикурил спичкой. Лёгкие оторвало в один миг.
Выходные
В тюремный лазарет Пермяков Вова шел с плохим настроением. А чего хорошего? Дружбана Ваньку Шалаева неделю тому назад унесли на носилках прямо из барака. Знакомы они были давно. Ещё по молодости сидели вместе. Лагерей по области много, но постоянные их жители встречаются между собой часто. И Ванька Шалаев, и он – сидельцы давнишние, ещё тех времен, старых, с постоянной пропиской. Такие кадры на волю выходят на два-три месяца. Покуролесят на свободе вдоволь и заезжают обратно. Первый срок Пермяков Вовка получил за «бакланку», в простонародье – драку. Второй срок за кражу, третий опять за драку, а все остальные сроки – за мелочёвку. То сумку у дамочки стащит, то напьётся и залезет ночью в ларёк за бутылкой водки. Районные судьи его хорошо знали и сроки давали небольшие. Знали: человек Пермяков Вовка не вредный, а просто невезучий. А ещё пьёт много.
Такого же калибра был и его приятель Ванька Шалаев. В лагере держались они вместе. Два старика, всю жизнь проведшие за колючей проволокой. Старых зеков объединяло ещё то, что у обоих не было родни. Жёны давно бросили. Дети если и были, то их имён и адресов никто не знал. Когда были мужские силы, находились временные бабёнки, брали на постой, да только толку от каторжанина мало. Рождённый пить всё остальное не могёт!
На зоне одиночество не так чувствуется. Народу в бараке больше сотни человек – движуха. Но как только они оставались одни, тоска подбиралась прямо к самому сердцу. Ванька Шалаев доставал сигареты и принимался рассказывать о светлом прошлом, когда он был маленьким и мамка с папкой сильно его любили, проказника. Вовка Пермяков внимательно слушал и нет-нет – тоже вставлял пару фраз. Что делать, если кроме детства и вспомнить нечего? Время шло, менялись правители страны, а они всё сидели. Всё бы ничего, но изменился зек. Арестанты пошли всё больше молодые. Стариков типа них почти не было. Найти в колонии пенсионера стало не просто. Молодёжь пошла не та. Настоящих работяг среди них не было. Молодёжь не стремилась к работе. На промзону начальник отряда выгонял зеков только через ШИЗО. Когда Пермяков Вовка спросил у паренька, отчего тот не работает, то получил простой ответ: