Не погаснет души огонь!. Рассказы, пьеса, стихотворения
Шрифт:
– Меня посадили не работать. Хочешь пахать, зачем в тюрьме сидишь?
Логично. Только логика у каждого своя. Пареньку мамка каждый месяц баул с продуктами в лагерь загоняет. Пряники и шоколадки, сигареты фильтровые, а Вовке Пермякову на сигареты заработать надо. Дружбан по жизни, Ванька Шалаев на здоровье не жаловался. Морду, конечно, не отъел за хозяйский счет, но и с голоду не умирал. Токарь он был от Бога. На зоне специалисту
После первой смены, когда суета на зоне утихла, Пермяков Вовка снялся с промзоны и уговорил дежурного пустить его «на больничку», проведать старинного закадычного друга Ваньку Шалаева. Дежурный для вида покочевряжился, но пропустил. Старик к старику в гости идет.
Пусть топает. Пермяков Вовка знал, что уговорит мусора. Он ещё с утра приготовил другу подарки. Положил в пакет пачку крупнолистового чая, блок сигарет «Балканская звезда» в жёсткой упаковке и шоколадку «Альпен Голд».
– Обрадуется товарищ! – думал про себя Пермяков Вовка, шагая по узкой локалке в больничку. – Обязательно обрадуется! И не столько подаркам, сколько вниманию. Не забыл его старый друг. Пришел в больничку, подарков принес.
В больничку пустили быстро. Видимо, контролёру на дверях больнички дежурный по лагерю по рации звякнул. Пермяков Вовка быстро прошёл сквозь железные решётки дверей и повернул налево. Сам несколько раз бывал в этом месте, так что дорогу знал наизусть. В коридоре спросил у первого попавшегося зека, где найти Ваньку Шалаева, и ему показали пальцем – третья палата. Пермяков Вовка вошёл и сразу увидел своего друга. В больничной палате стояло шесть кроватей. Возле каждой кровати – серая тумбочка времен царя Гороха. Больше из мебели в палате ничего не было. Пустое окно с жиденькими, грязноватого цвета занавесками не в счёт.
Пермяков Вовка как глянул на друга, так и опустил глаза. Побоялся, что увидит в них Вовка Шалаев страх и ужас от того, что увидел его друг. Неделя, по времени срок не большой, но Вовку Шалаева она изменила до неузнаваемости. Лицо посинело. Под глазами появились огромные черные мешки. Глаза потухли и сузились, как у китайца. Скулы выперли вперед. Про таких говорят: «Осталась на нём кожа да кости». Нескольких секунд, пока Пермяков Вовка шёл до кровати, хватило ему взять себя в руки и улыбнуться. В мутно-серых глазах Ваньки Шалаева на секунду мелькнул маленький огонек радости, но тут же потух.
– Здорово, братан! – вполголоса сказал Пермяков Вовка и сел на краешек кровати.
– Здорово, Вова! – ответил тихо его друг и даже не поднял головы с подушки.
Пермякову Вовке показалось, что голос у Ваньки Шалаева сильно изменился. Практически до неузнаваемости.
– Всего-то неделя прошла, а что болезнь с человеком делает, – подумал Пермяков Вовка, но вслух ничего такого говорить не стал.
– Что, Вова? Плохо выгляжу, – прошептал Ванька Шалаев, – скрутило меня, брат. Помираю!
Хотелось Пермякову Вовке возразить своему старому другу. Соврать, сказать, что выглядит он орлом степным; что проживет сто лет; что они вдвоём много кого пропустили в своей очереди на тот свет и сейчас не спешат; что все будет хорошо. Но ком встал в горле старика, и он только откашлял сигаретную мокроту и промычал своему другу в ответ что-то нечленораздельное.
Конец ознакомительного фрагмента.