Не поход боевой, а шикарный круиз
Шрифт:
– Слава героям! Слава героям!
Бодрись, не поможет. В дверь стук - кого там еще черт несет? Там Гвоздь в предбаннике, не пустил бы посторонних.
Входит Аня Лазарева. За ней Лючия, в дверях Тюлень и Нукер. Анна Петровна, вы не подумайте чего, у нас тут походно-полевой допрос в процессе, с китайской спецификой, вон крыс в банке мечется и пищит, проголодался наверное. Поскольку установлено, что на борту бандер больше оказалось, чем по списку - эта вот неучтенная, и судя по всему, уровнем повыше, чем простые зверьки. А кто такая, и сколько их еще тут, сейчас узнаем. Но вам при этом лучше не присутствовать - уж больно картина неэстетичная
– Слава героям! Слаааваа героооям!
Аня лишь поморщилась, на сучку смотрит, как на мышь подопытную. С презрением, и каким-то научным интересом. Совсем не похожа на ту Анечку что раньше я видеть привык - от той, солнечной и веселой, "доброй королевы Анны", сейчас лишь запах духов и шелест платья остались - а лицо и взгляд как у капо из женского концлагеря. Впрочем, если бы моего сына кто-то хотел бы зарезать, я бы тоже озверел - а у женщин инстинкт выражен еще сильней!
– Слааава гееерооям!!
– Героям сала - вдруг отвечает Аня, зло усмехнувшись.
– Слаава!
– Сала!
– Слаава! Ненавижу, москальская тварь!
– Сала. Подавишься.
– Убьююю!
– Зубы сломаешь. Пробовали уже. Сам Кук - с ним у меня давние счеты.
– Стерва!
– Меня так звали. Знаешь меня? Откуда?
– Ненавижу!
– А я и не хочу - чтоб ты меня любила.
– Что вам от меня надо?
– Ты за что девочку убить хотела? Сама, без всякого приказа.
– За то, что у нее все есть! То, за что мы сражаемся - у нее уже. За то, что нетронутая - когда меня в схроне шестеро валяли, "чтоб готова была, к любому, ради нашей борьбы". А мне после доктор гонорею лечил. Я лишь последний год, в Львове, узнала, что такое настоящая жизнь - и то на время лишь, а после снова, в топку. А у нее это впереди должно было быть - выучилась бы на доктора, или еще на кого. Ненавижу! Она что, живая?
– Откачали. Ты даже с удавкой работать не научилась.
– Меня батя берег и жалел. На дело отпускал, лишь когда совсем безопасно, и туда, где гарнизона нет. Мало у меня убитых зрадныков.
– И сколько же?
– Восемь, нет, девять всего. Но мы сначала не душили а лишь с парнями ездили, пока они душили, мы вещи зрадныков перебирали, что поценнее, собой взять. И малых мне не доверяли - чтоб с одного удара о печку или об угол убить, как подобает.
– А сколько тебе лет, по-настоящему?
– Двадцать один. С тридцать второго года я.
– Олесь Чума, он же "Крыж", тебе и в самом деле отец? Или ты приблудная?
– Батя, не сомневайтесь! Бил меня страшно, если в чем провинюсь, но никому другому не дозволял. Говорил всем, это моя доча, и я один на нее право имею.
– А мамка где?
– А нету ее. Она учительшей была, еще при поляках. Когда ваши пришли, то хотели ее секретарем в вашу управу взять. А она отказалась, сказав - советского пера в руки не возьму. Ваше начальство тогда сказало - хорошо, отпустим домой, если подпишешь, что бандеровцев будешь выдавать. Она подписала, просто чтобы отпустили. А батя узнал, хлопцев привел и сказал - она зраднычка, делайте с ней что положено, а у меня рука не поднимется, все ж женой мне она была столько лет. И мне сказал - ты станешь зраднычкой, с тобой сделают то же самое.
– Тоже удавят?
– Нет, ей, после того, как все натешились, живот вспороли. Она кричала страшно, еще когда ее в яму волокли, и землей забрасывали. Батя после на том месте крест поставил, красивый, сам вырезал. И священника привел, чтобы службу прочел и водой покропил.
– Ты одна у них была?
– Нет. Первенец, тоже Олесь, в честь батюшки названный, еще до войны от болезни помер, денег на доктора не нашлось. Нину немцы увели, так и сгинула, может сейчас в германщине счастливая живет. Сонюшка от голода умерла зимой сорок седьмого, когда москали все деревни обложили, и в лесу совсем нечего было есть. Василь зрадныком оказался, когда в пятидесятом прощение объявили тем, кто из леса выйдет и повинится - он вышел, и после в село вернулся, а все знали, что из НКВД отпускают лишь тех, кто не только словами покается, но и выдаст кого-то - ночью к нему пришли, он спрятался, тогда стали его жену Маришку пытать, где Василь, и что сынка годовалого Петрика убьют. Василь вылез, его убили, а после Маришку с Петриком все равно бросили в колодец. Я последняя, выходит, осталась - и кончится на мне наш род.
– Отец тебя, выходит, спасти хотел. Из-под подозрений вывести. Ну а ты его.. За что?
– Так велено мне было. Чтобы он к вам живым, никак не мог.
– Центральный провод?
– Повыше. Сказали - сделаешь как надо, будешь богатой, в Париже или Лондоне жить. И миллионер бы меня замуж взял. Тебе бы такое пообещали, согласилась бы?
– Дура, ой дура - Аня качает головой - ладно! Расскажешь все, что знаешь, вот им. Тогда - будешь жить, может быть. Или же - что сегодня сорвалось, ты будешь виновата, на тебя решат, что ты зраднычка, уж я постараюсь. Ты все поняла?
Я зато ни черта не понял! Что произошло? У меня такое ощущение было, что эта соплюшка там и сдохнет как партизанка в гестапо, с криком "хероям слава", и даже крыс не поможет, видел я в Китае, что и там попадались отдельные человеческие экземпляры, кто сдохнет прежде, чем сломается.
Но раз уж так вышло - то куй железо, пока горячо. Мазур, крысюка отвяжи - назад тащить, еще не хватало, в иллюминатор выкинь. Итак, гражданка Стырта Ирина,1936 года рождения, место рождения деревня Стара Гута, на тот момент Волынского воеводства буржуазной Польши - в следственном деле будет записана как в имеющемся документе. Тьфу, ладно тогда с фамилией, если по отцу, то сам черт не разберет - гражданин Завидчук, он же Радослав Вальчак, он же "пан Гжегош", он же Олесь Чума, он же Натан Якубсон, он же "Крыж", какая подлинная? Но надо бы год рождения поправить, раз сама призналась, чтоб ни один судья малолеткой тебя не считал. Ладно, с бюрократией после разберемся - сейчас важно, оперативные показания снять. Например, кто сказал твоему покойному папаше, что американцы готовы долларами заплатить за то, что вы на пароходе учините? Где, когда, при каких обстоятельствах, кто еще при этом был?
И нашла, кому и чему завидовать, сучка - Полина Лобанова, которую ты убить хотела, в Ленинграде родилась, в тридцать восьмом. И повезло ей в Блокаду выжить и уже весной сорок второго вместе с матерью, Лобановой Мариной Викторовной, по Дороге Жизни эвакуироваться, а старшая дочка Соня ту страшную зиму не пережила, а родной отец, старшина Плотников, на Волховском фронте погиб, и фамилия Лобанова по отчиму, на Урале в эвакуации мать второй раз замуж вышла за инженера с ХТЗ, теперь снова вдова, если сама из госпиталя живой выйдет. Первый раз люди на отдых на море выбрались, и вот такое...