Не поле перейти

Сахнин Аркадий Яковлевич

Потом Александр Осипович или сыновья повертывают его на живот, и Ксения Федоровна растирает ему плечи и спину. Эту процедуру делает только она, никому не доверяя. Дело в том, что поначалу у него были пролежни, но за несколько месяцев удалось их вывести, и спина стала чистой и хорошей, и на ней нет больше ни единого пятнышка, хотя в общей сложности он пролежал на спине больше пятнадцати лет.

Ксения Федоровна думает, что это результат массажей. Может быть, это и так, но, конечно, немалую роль играют матрасики, подматрасники, подушечки, которые она понашила.

Когда по утрам выспрашивает у него, где за ночь надавило или, может быть, терло и он отвечает, будто все было хорошо,

она начинает сердиться и не доверять ему, и, чтобы не волновать женщину, приходится признаваться, что под левой лопаткой немного немеет, а вот в этом месте, кажется, чуть-чуть давит. И тогда она уже не слушает его больше, и растирает там, где надо, и подкладывает свои подушечки туда, куда считает нужным. И вообще она с ним не церемонится.

Если вдруг замечает, что плохо работал желудок, клизмы ему не миновать, пусть хоть плачет. Или там грипп привяжется, кашель или головные боли мало ли к человеку цепляется всяких болезней, - всю норму лекарств, все, что положено, заставит выпить, все процедуры выполнить. Недаром он как-то назвал ее "товарищ начальник", и это прозвище привилось к ней, и даже муж, а иногда и дети именно так и называют ее.

Она тоже в долгу не осталась и начала называть его Гришуней, как в детстве своего старшего сына. И весь дом, даже 85-летний Осип Зарубин, отец Александра Осиповича, переехавший сюда на спокойную старость, как-то сразу принял это имя, и теперь иначе его не называют.

К уходу за Гришуней люди привыкли, да и не мудрено: все десять лет каждый день одно и то же - туалет, массажи, лекарства, завтрак. Потом достают из ящика газеты, и его уже не оторвать от них. В обед и ужин - то же самое, только вместо газет - книги, а в перерывах между едой отдельные процедуры. Немного сложней по субботам, когда идут купание, смена белья и другие дела, но здесь помогают все, и в конце концов это тоже не так страшно.

По-настоящему трудно было только первые два-три года, пока чужие люди привыкали друг к другу. Дело осложнялось тем, что поначалу Гришуня очень стесдялся и не рассказывал, где болит, и ни о чем не просил.

Если бы за ним ухаживал кто-нибудь один, было бы лучше. А так он нервничал: ему казалось, будто вся семья только и делает, что возится с ним. Но все это, конечно, с непривычки и только первые годы, пока он часто болел и был очень плох. Волновался и Александр Осипович. Ему все казалось, что не удастся выходить человека и он умрет. Успокаивала его Ксения Федоровна. Как ни плохи были дела, но она видела, что они не ухудшаются и все-таки человек идет на поправку.

С тех пор как удалось определить его в медицинский научно-исследовательский институт, а потом в специальную больницу, и наладили, наконец, желудок, и избавился человек от головных болей, прошла и бессонница, все стало по-другому.

В свободное от еды и всяких процедур время Гришуня читает. За эти десять лет он перечитал много книг, и не было у него дня без газет, и оказался он в очень выгодном положении. Он знает все, что делается в Москве, на новостройках, знает фильмы, спектакли и все, чем живет мир. И какие бы в семье ни возникали споры или проблемы, получалось так, что в любой области лучше всех информирован Гришуня и лучший совет дает он.

Семья жила дружно. Но случалось, обидится ктонибудь, и дело доходит до ссоры. Так произошло перед уходом Саши в армию, когда Гришуня получил извещение на посылку. Он увидел, что это с Тамбовщины, от самого старшего брата, лейтенанта милиции Федора, и обрадовался, как ребенок. "Вот видьте, - говорил он каждому, кто входил в комнату, - старший брат прислал. Это вам не Антон, это - настоящий". Он все торопил, чтобы скорее принесли посылку, и велел открывать ее не на столе,

а возле него, на стуле, чтобы ему хорошо было видно, как там все уложено. И вся семья собралась возле его постели, и всем не терпелось посмотреть, что прислал самый старший брат, который не чета Антону. В посылке оказались яблоки. Они были маленькие и зеленые - должно быть, такой сорт.

Гришуня начал всех угощать и просил, чтобы ели не стесняясь, кто сколько хочет. Он ел сам и гордился тем, что эти яблоки специально для него прислал брат.

И все взяли по одному, и откусывали по маленькому кусочку, и, покачивая головами, говорили, какие вкусные яблоки, и видели, как он доволен. Но тут совершенно неожиданно и обиделась мать на сыновей. Незаметно она подала знак Саше, чтобы он вышел, и в коридоре набросилась на него так, что парень не знал, куда деваться. Она сказала, будто он вместе со своим братом Гришкой совсем потерял стыд и совесть. Она велела, пусть и брату передаст, чтобы ели по-настоящему, а не ломались, как барышни, и набрали бы полные карманы яблок с собой, и ничего с ними не случится, потому что желудки у них железные, а Гришуптэ эти зеленые камни погубят.

Через три года, когда Саша уже вернулся из армии, а Гриша женился и получил отдельную комнату, принесли вторую посылку от Федора. Вышло это так.

Пришел срок, и Федору выдали новое обмундирование, в том числе сапоги. Не задумываясь, он снял свои, еще совсем хорошие, без единой заплатки, и вместе с большим куском сала, килограмма в два или даже три, послал Гркшуне. В письме написал, что сапоги дарует Александру Осиповичу, а сало - для общего пользования.

Посылок от Федора больше не поступало, но письма были. Правда, последние годы писем нет, видно, потому, что занят человек и ему некогда. Зато сестра Дарья, которая живет под Новосибирском, пссепг.ет Гришупю. В первый свой приезд она рассказала, ч го муж зарабатывает мало и как трудно ей жить с т:с?:я детьми. Когда ушла, Александр Осипович сказал:

– Не по-братски ты поступаешь, Гришуня.

– Почему?
– удивился тот.

– Ну как же? Легко ей, думаешь, с тремя детьми?

А у тебя пенсия, мог бы и помочь. Не чужая она тебе.

– Так пенсия же у меня солдатская. Ведь у самих не хватает, растерялся Гришуня.

– Э-э!
– махнул рукой Зарубин.
– Денег всегда не хватает. Я бы на твоем месте послал...

С того дня Гришуня стал помогать сестре. Не каждый месяц и не помногу, а все-таки помощь.

Довелось Гришуне за эти десять лет встретиться и с Антоном. Это было после женитьбы Саши, когда он уже получил свою комнату, а в родительской стало соссем просторно. Там остались только дед Осип, отец с матерью и Гришуня. Правда, просторно было только днем, когда люди на работе, и ночью. А в остальное время почти каждый день приходили Гриша с Аней и дочерью Наташенькой да Саша со своей женой Галей, и все равно набивалась полная комната. Но, как говорят, в тесноте, да не в обиде. Может быть, сыновья так часто и не ходили бы сюда, не будь больна мать. Сердце последние годы стало сильно сдавать, а дел по дому немало. Вот и собираются все вместе, чтобы помочь хозяйке.

Так вот, о встрече с Антоном. Как-то Сашин товарищ, шофер с "Победы", получил задание развезти пакеты в учреждения, расположенные во всех концах города. Было это в канун праздника, и он сказал: "Бери Галю, поедем иллюминацию смотреть". Но Саша взмолился: "Давай Гришушо возьмем, он ведь никогда не видел ни города, ни иллюминации".

Гришуню уложили поперек заднего сиденья, так, чтобы голова была повыше и ему все хорошо было видно. Когда экскурсия закончилась, решили навестить мать Гришуни. Они не знали, что она умирала. Антона дома не было.