Не поле перейти
Шрифт:
Он хорошо видел и понимал, что делается в стране.
Во время войны он работал, как все советские люди: не зная отдыха, недосыпая и недоедая. И на душе у него было, как у всех: тяжело и тревожно. Но особенно тяжелый день выдался в феврале сорок второго года.
Деревянный тротуар скрипел от мороза. К вечеру мороз забирал с новой силой. Подул легкий ветерок, он обжигал лицо. Виктор пришел домой, когда стемнело. Решил хорошо отоспаться, потому что в предыдущую поездку его вызвали раньше времени и он не успел отдохнуть. Часов в двенадцать ночи проснулся от ветра,
Виктор поднялся, зажег свет, впустил рассыльного.
– Ехать, Виктор Иванович!
– сказал тот, вздыхая.
– Совсем зашились, все паровозы позастревали, а твой вернулся. Хотя отдых тебе не вышел, но велели вызывать.
– Во сколько?
– Нарядчик сказал - как можно скорей, помощника и кочегара я уже направил, - говорил он, растирая руки над еще теплой печью.
– Что, холодно?
– спросил Виктор.
– Мороз не так уж большой, сорок один, да ветер проклятущий полосует.
Поднялась Маша, молча стала собирать сундучок, Виктор быстро оделся, взял легонький сундучок, как всегда, поцеловал жену, сказал: "Запирай двери", - и вышел.
Ветер завывал, обжигал лицо, качал в разные стороны.
Возле паровоза суетились помощник и кочегар.
– Что успели сделать?
– спросил он, поздоровавшись.
– Да мы только пришли, Виктор Иванович!
– Давайте быстрее, ребята. В буксы добавляйте подогретой смазки, на параллели и кулисный камень тоже подогретой. Проверьте, хватит ли песку, не смерзся ли он. По такой погоде без песку ни шагу.
Прибежал дежурный по депо, еще на ходу крича:
– Давай скорей, Виктор Иванович, давай, дорогой, там уже скандал на всю дорогу!
Это был тяжелый месяц для сибирских машинистов. Нескончаемым потоком шли на запад танки, орудия, воинское снаряжение, а навстречу оборудование эвакуирующихся заводов с рабочими, эшелоны с ранеными, нефть, металл. Почти все поезда в обоих направлениях были литерными, то есть подлежащими пропуску без очереди, на правах курьерских или пассажирских.
...Дубравин дал сигнал и выехал на контрольный пост.
С высоты паровозного окна огромного и мощного ФД он видел забитую поездами станцию, и ему казалось, что такого скопления здесь еще не бывало... "Зашили станцию так, что и к поезду не проберешься", - бормотал он, выезжая с контрольного поста. Возле стрелки его остановили, и он пришел в ярость. Как же не зашить станцию, если и поезда сформированы, и паровоз готов, а их держат! Но он ничего не мог поделать. Без разрешения нельзя даже трех метров отъехать... Спят они, что ли? Дать бы сейчас сигнал тревоги, сразу зашевелятся.
– Почему держите?
– крикнул он стрелочнице, показавшейся из будки. Под поезд хоть пустите, тормоза опробую.
– Пока нельзя, - ответила стрелочница.
– Двойной тягой отправят, ваш паровоз головной. Вот сейчас подойдет второй, пропущу его, а потом вас.
Дубравин не выдержал и пошел на станцию. Почему это при такой нехватке паровозов двойной
Ветер гнал снежную пыль вдоль вагонов, как по трубам, глухо ударял в пустые цистерны и, взвихряясь, тонко завывал в проводах.
В помещении дежурного по станции было много народу и стоял сильный шум. Без конца звонили телефоны; из наушников, лежавших на столе, то и дело доносился голос диспетчера.
Виктор Иванович поздоровался, но ему почти никто не ответил. Каждый был занят своим делом. Тут же находились военный комендант станции, различные представители, "толкачи" и заместитель начальника Омской дороги Василий Тихонович Кравченко.
Оказывается, надо было срочно отправлять три поезда особого назначения - два нечетных на запад и один на восток. А депо могло выдать только два паровоза. Решили поэтому нечетные два поезда сцепить и отправить их двойной тягой, а как быть с третьим составом, придумать не могли. Об этом и шел разговор.
Через несколько минут после прихода Дубравина с контрольного поста сообщили, что вышел второй паровоз.
– Давай скорей, Виктор Иванович, - обратился к нему дежурный, - ты пойдешь ведущим. Не застрять бы только вам где-нибудь на подъеме, махину такую даем, что и конца не видно. Не знаю, как и с места ее стронете.
Дубравин стоял, прикрыв глаза, и его высокая фигура едва заметно и неравномерно покачивалась, будто он дремал. Трудно было понять, то ли разомлел человек с мороза в этом жарко натопленном помещении, то ли сковала вдруг усталость от беспрерывной работы и недосыпания, или просто закружилась голова.
– Заснул, Дубравин?
– окликнул его дежурный, и все обернулись к машинисту.
Тот поднял веки и, вытирая ветошью чистые руки, сказал:
– Прошу разрешить мне одному взять эти два состава. Тогда второй паровоз у вас освободится под...
– Перестаньте фантазировать!
– перебил его дежурный.
– Немедленно отправляйтесь!
– Подтолкнет сзади паровоз и трону с места, а дальше поеду сам! настаивал Дубравин.
– А если пару не хватит, встанете, кто подталкивать будет? раздраженно возразил дежурный.
– Кто за вас отвечать будет?
– Пар - это моя забота, я и отвечать буду!
– повысил тон Виктор.
По лицу дежурного и по его нетерпеливым жестам было видно, что он скажет сейчас что-то резкое, но в разговор вмешался Кравченко.
– Вы поступаете, как подлинный патриот, - обратился он к Дубравину, но разрешить такую поездку нельзя. Во-первых, вы уже слышали, что это не обычные составы, а тяжеловесные. Во-вторых, его длина достигает километра, значит в случае необходимости вы даже на станции не сможете встать, чтобы не задержать движения остальных поездов, потому что он не уместится ни на одной станции. А в-третьих, при таком морозе и ветре дай бог вам хоть двумя паровозами стронуть с места и вытянуть эту махину. Вот обстоятельства, которые надо учитывать, - закончил Кравченко и, помолчав немного, добавил: - Понимаете, если вы не вытянете на перегоне, значит на два-три часа выйдет из строя все направление. Вот почему мы не можем рисковать.