Не поле перейти
Шрифт:
Накинув шинель, он быстро вышел.
Горелик хорошо знал, что полковник ложится поздно и, конечно, сейчас еще не спит. Но он хорошо знал и самого полковника. Без крайней нужды тот ни за что не задержал бы командировку. А может быть, совсем отменили приказ о его учебе? Нет, тогда бы он не вызывал так рано. Значит, что-то случилось. Забыть об отъезде полковник не мог. Сегодня они тепло попрощались, Диасамидзе пожелал ему отличной учебы, велел не беспокоиться о Полине, обещал, что ей будет оказана всяческая
Незаметно капитан дошел до железнодорожного переезда и наткнулся на оцепление.
– Проход закрыт, товарищ капитан, - сообщил сержант милиции и объяснил, как пройти к вокзалу.
– Так это же наш капитан!
– с укором сказал старшина Тюрин, вынырнувший откуда-то из темноты.
– Вижу, что капитан, но проход все же закрыт, - резонно заметил милиционер.
Этот ответ еще более удивил Тюрина. Он был старшиной в роте Горелика, и его люди сейчас тоже стояли в оцеплении. Ему казалось противоестественным, что милиционер задерживает командира, человека, чьи подчиненные стоят здесь, на посту, тем более такого человека, как капитан Горелик.
Михаил Тюрин, старшина сверхсрочной службы, находился в армии пятнадцатый год. Это один из тех людей, на которых держалась рота. Кроме богатого опыта и знаний, он обладал еще врожденной жилкол хозяйственника.
Каким-то чутьем угадывал, когда и где ему надо появиться, чтобы навести порядок. Он никогда ничего на забывал сделать или отдать нужное распоряжение, в затруднительных случаях первым находил правильное решение. Эти решения, казалось, были у него заготовлены на все случаи жизни: помогал огромный армейский опыт.
Он умел приказывать так, чтобы не обидеть человека, не умалить его достоинства.
Своего командира капитана Горелика он уважал за те же качества, которыми обладал сам. Тюрин и не подозревал, что за четыре года их совместной службы эти качества он заимствовал именно у капитана.
И вот сейчас старшина был глубоко уязвлен: его командира не пропускают к подчиненным. Вскоре недоразумение выяснилось, и капитан прошел за оцепление.
Тут же Тюрин рассказал, что случилось. А произошло следующее.
Курск, как и другие советские города, вел большое строительство. Возникла необходимость проложить новую высоковольтную линию. Она должна была пройти через густо населенный район и, естественно, ее решили вести под землей. Для этой линии и рыл траншею экскаваторщик Николай Семенович Шергунов.
Восемнадцать лет было пулеметчику Николаю Шергунову, когда его тяжело ранило на Одере.
После окончания войны Николай стал строителем.
Он рыл котлованы под фундаменты заводских корпусов и жилых домов...
...Взметнулся очередной ковш земли и застыл в воздухе.
Шергунов снова взялся за рычаги, чтобы отвести в сторону и опрокинуть ковш. Но взгляд опять уперся в черное пятно.
А может быть, это остатки древней посуды? Ведь нашли же недавно какие-то черепки, представляющие большую историческую ценность.
Шергунов выключил мотор и спустился в траншею.
В стене лежали снаряды, как чертежные принадлежности в готовальне.
Вот тебе и черепки!
Снаряды были небольшого калибра, одинаковой формы. Шергунов решил, что во время войны здесь стояло орудие и боеприпасы к нему так и остались в окопе, который постепенно засыпало.
Бывший сержант Советской Армии, он хорошо знал, что такое снаряд, пролежавший в земле годы. Аккуратно расчистив пальцем песок, он бережно вынул снаряд, за которым оСяаружилась страшная пирамида из боеприпасов.
Поминутно оборачиваясь, чтобы никто не подошел к опасному месту, Шергунов побежал в контору гипсового завода. Через две-три минуты у траншеи уже был директор завода С. Выменец, а спустя еще несколько минут и военный комендант города Г. Бугаев, который сразу же поставил оцепление.
На место происшествия прибыли исполняющий обязанности начальника Курского гарнизона Герой Советского Союза ПОЛКОЕПИК Диасамидзе, полковник милиции Кирьянов, военный инженер, руководители Кировского района и города.
После первою предварительного осмотра стало ясно, что яма представляет большую опасность. Быстро определить, что в ней скрыто, не представлялось возможным.
Полковник Диасамидзе приказал расширить запретную зону. В нее вошли теперь три улицы.
Слух о снарядах разнесся по всему Кировскому району города. Даже люди, не склонные верить слухам, поняли, что на этот раз за ними действительно что-то кроется.
На предприятиях, в магазинах, трамваях только и говорили, что о снарядах. Эта тема вытеснила все остальные и испортила предпраздничное настроение, посеяла тревогу.
Руководители города видели, что надо успокоить население, но не знали, как это сделать: нависшая опасность превосходила даже худшие предположения...
В кабинете директора гипсового завода собрались партийные и советские работники, директора нескольких предприятий, прилегающих к заводу, представители железнодорожного узла. На их тревожные вопросы полковник Диасамидзе отвечал: пока его люди не разведают, что и как спрятано под землей, ничего сказать нельзя. А в наступающей темноте разрешить разведку он не может.