(не)полная семья
Шрифт:
Я поймала себя на том, что думаю о чём угодно, лишь бы не смотреть на время и не признаваться себе, что жду звонка от Максима. Я никогда не была обделена мужским вниманием и недостатка в любовниках не испытывала, так отчего же замерла в предвкушении встречи? Максим может передумать и не позвонить. Что ж теперь, кидаться в объятия Вадима? Нет, прошлое — в прошлом, а настоящее — здесь и сейчас.
Телефон, зажатый в руке, ожил ещё до того, как трубка разродилась популярным саундтреком.
— Ты готова? —
— Что ты имеешь в виду? — осторожно спросила я, помня собственное правило: никаких мужчин дома. Здесь живут только я и моя дочь.
— Всё, что хочешь, — последовал ответ — безумное обещание.
— Поехали в кино. На любой сеанс, — предложила я, подумав, что сейчас Максим предложит мне выбрать фильм, и я это сделаю.
Тот самый, который про романтическую любовь до ванильного зубовного скрежета. Чисто женский. Я и сама такие не люблю, но понаблюдать, как бедняга мучается, изображая интерес, будет забавно. И не позволит мне втюриться, а значит, и страдать после того, как разбежимся, не ждать мучительно звонка и не гадать на ромашке и кофейной гуще на любовь.
— Отлично, но фильм выбираю я, — ответ разбил мои планы, но как не странно, я почувствовала острое желание видеть того, кто скрывается на той стороне трубки, немедленно.
— Согласна, — ответила я, прикусив нижнюю губу. — Приезжай сейчас.
Думала, он не явится, но ошиблась. Я открыла дверь, бросив торопливый взгляд в зеркало и только потом поняла, что не говорила Максиму номер своей квартиры.
— Я всё о тебе узнал, — ответил на мой удивлённый взгляд кавалер. — Это тебе.
И протянул букет из семи длинных красных роз, перевязанных атласной широкой ярко-синей лентой. Я не знала, что мне нравится больше: цветы, такие насыщенно бордовые, будто укравшие у вина все оттенки, или лента, похожая на гриву одной из волшебных пони из мультика, который обожает Алиса.
— Я люблю белые розы, — произнесла я тихо, принимая букет. — Любила раньше.
— Тогда хорошо, что я принёс именно эти. Ты их запомнишь. Но если не нравятся, давай их выбросим и сделаем вид, что букета е было, — Максим потянулся за подарком, а я отдёрнула руку, спасая цветы, и оказалась в опасной близости. К чёрту принципы, мне просто надо ощутить себя живой!
Поцелуй был с оттенком горечи, как и всё в моём новом знакомом, который вот-вот станет любовником. Я задыхалась, чувствовала себя соломинкой, подхваченной ветром и брошенной в бушующее море.
— Не здесь, — прошептала, глотнув свободы и ощущая, что всё правильно. «Не знаю, как быть», — пронеслось в голове, и мысли смялись, как одежда, которую я нагладила, чтобы выглядеть
Горячие волны перекатывались по телу, пальцы покалывали, будто под ногти аккуратно ввинчивали иголки. Так, чтобы боль слилась с удовольствием. Я хотела этого мужчину какой-то болезненной струной души, как сиротка, бросающаяся к первым попавшимся взрослым, улыбнувшимся приютским.
Максим ничего не спрашивал, а просто брал то, что он считал своим.
— Розы стоят так дорого? — засмеялась я, подставляя шею для поцелуев и, захлопывая обессилившей рукой входную дверь. Он отстранился, посмотрев так, будто видел впервые, и снова впился поцелуем в губы.
Вскоре всё стало неважным: и принцип не пускать любовников дальше порога, и Вадим, возникший в моей жизни спустя столько лет, и все подозрения, что теснились в голове, разрывая душу на части. Всё равно, что Максим подумает обо мне или скажет после, осталось лишь ощущение нетерпимости, разрывающей низ живота подобно тупому горячему ножу.
— Глупая… — прошептал он, толкая меня на свежую, хрустящую простынь. Я потянулась как кошка, разве что не замурлыкала, но в груди неприятно кольнуло.
— Тогда зачем? — приподнялась я на локтях. — Уходи…
— Не могу, — и снова мы целовались, на этот раз уже не сомневаясь и не медля. Я раздвинула ноги, дразня и одновременно отталкивая, продляя момент, когда ещё могу сказать «нет». Пусть всё игра, пусть не скажу, а прокричу и совсем другое, а что ещё остаётся, когда твёрдые горошины сосков вздрагивали под ласками его языка?
Нетерпение достигло высшей точки, и я уже молила, чтобы он вошёл в меня, шепча на ухо непристойности. И Макс сделал это. Немного грубо, но я и не ждала нежностей.
Всегда считала их по-мещански пошлыми, атрибутами постылого брака, от которого мужчины на время сбегают к любовницам. Я стонала, не стесняясь собственных криков, сопровождаемых тонким поскрипыванием кровати, давно не видавшей подобного.
— Только не кончай быстро, — прошептала я, покусывая завиток уха. Надо было настоять на резинке, но, чёрт возьми, разве о таком можно думать, когда тебя собирается трахнуть тот, чей вид вызывал дикое желание снять трусы и раздвинуть ноги?!
Кровать постанывала всё сильнее, а мне было всё мало. Лёжа на спине, я выгибалась и подавалась навстречу, и не хотела, чтобы это заканчивалось. Когда мужчина кончал в меня, я всегда испытывала ещё один оргазм. Он накрывал волной, подобной цунами, и плевать, что это грозило инфекциями или беременностью.
Это ощущение не сравнимо ни с чем другим: когда твёрдый член, таранивший и разрывающий на части, выстреливал тугой струёй и начинал содрогаться, толчки замедлялись, а он проникал всё глубже, доставая до самого сокровенного женского естества.