Не позволю себя завоевать
Шрифт:
– Почему же? Маму не помню почти, так рано она умерла, а отец…
– Женился и привел в дом мачеху? История, как у многих, должна тебе сказать. Именно так чаще всего девчонки и оказываются в монашках.
Арта начала устраиваться на своей лежанке, а я так и прикусила язык. Что это меня понесло на откровения? Чуть же не выболтала про свою судьбу дочери Изумрудного клана. Глупая я, никчемная! Следовало лучше следить за языком.
– Черт! Неужели не дадут пожрать? – озвучил в темноте кто-то на свой лад и мои мысли.– Так же, хрен, заснешь…
И будто этот хриплый
– Ужин! – гаркнул первый, а нас так и подкинуло вмиг очутиться на ногах. – Здесь хлеб на всех, – тут же опустил корзину себе под ноги. – Стоять! Подходить по одной!
Легко сказать! Разумеется, к нему хлынула толпа голодных женщин. За что многие из них и получили по головам, плечам, спинам… Я шустрее Арты потом заняла место в кривом строю и притянула ее к себе. Она посмотрела на меня с одобрением.
– Молодец. Учишься быстро. Возможно, что и выживешь в рабстве. Я-то сначала, глядя на тебя сомневалась…
Наверное, она думала, что хотела наложить на себя руки, настолько имела отрешенный вид? Но нет. У меня имелась цель, и она не позволила совершить самоубийство сразу, уверена, поддержит и дальше.
– Арта! А здесь вода… – склонилась я над ведром, которое тоже занесли к нам в сарай. – Иди пить!
– Второе ведро, так понимаю пустое, – высказалась она. – Позаботились, значит, о нужнике…
Она была права – жизненную школу я начала проходить быстро. Слово «нужник» было понято мной и без подсказки. Но пока я над этим размышляла, многие начали использовать то ведро по назначению. Я же невольно дернулась и отвернулась. Хорошо, что этого никто не заметил, как и брезгливого выражения на моем лице.
– Вот и отлично! – выдала через некоторое время Арта. – Поели, напились, облегчились – теперь можно и на боковую. Ложись. Чего встала столбом? Надо хорошенько отдохнуть, ведь завтра трудный день.
– Думаешь? – и я улеглась на своей куче соломы. – Разве мы не прибыли уже в конец пути?
– Доехали, – легко согласилась со мной подруга. – А завтра начнутся торги.
– Как? Какие торги? – невольно снова приподнялась.
– Обыкновенные. Хозяева наши станут с добычей разбираться и неугодное продавать. Что глазами засверкала? Да, мы тоже запросто можем стать предметом торга. Не лупи глаза. Ложись и спи. Завтра со всем разберемся.
Меня и до этого разговора съедала тревога, что с нами дальше будет, теперь же, подозревала, не смогла бы заснуть. А некоторые из женщин уже спали – об этом сказал разноголосый храп. Некто громко так и басовито выводил рулады, а кто-то совсем тонко. И еще расслышала чей-то плач. Да, мне тоже хотелось, хоть как получить разрядку многодневного напряжения, особенно перед завтрашним тяжелым днем, но попробуй, расслабься в такой обстановке. А еще одежда мокрая липла к телу, по сараю же гуляли сквозняки. И что было делать с ознобом?
– Инга? Ты раздеться не хочешь? – долетел из темноты голос Арты. – У меня вот есть такое желание, да одной боязно. Поддержишь?
– Давай, – кивнула головой, хоть и знала, что подруга этого не увидит. – Еще бы одежду, куда развесить, чтобы к утру просохла.
– Надо мной есть низкая балка. Достанешь? Ты из нас двоих много выше.
Я действительно оказалась выше многих пленниц, не самой высокой, но все же. А еще отличалась худобой. Хотя я бы назвала свое телосложение хрупкой стройностью. И это из-за тонкой аристократической кости. А крестьянские дочери были сложены иначе, крепче, что ли. В любом случае я снова выделялась. Поэтому решила, что чуть свет мне бы лучше одеться, пока никто не приметит белой кожи и тонких запястий. Пока же, стянула через голову и рясу и нижнюю рубашку, как следует, их отжала и развесила рядом с кофтой и юбкой Арты. Потом завернулась в пустой мешок и улеглась. Долго так смотрела на звездное небо в проломе крыши сарая, перебирая в памяти минувшие события и хмурясь, но потом сон все же сморил и меня.
– Инга! Проснись! Кому говорю? – прогнал от меня крепкий сон все же не голос Арты, а ее хватка за плечо. – Сейчас уже из сарая начнут выводить, а ты все дрыхнешь…
Приподнялась с лежанки и обвела всех взглядом. Да, женщины, как одна, проснулись и приводили себя в порядок: кто-то пятерней расчесывал волосы, другие успели заплести косы. Некоторые же пленницы толпились около дверей…
– Что они там высматривают? – спросила у своей словоохотливой подружки, застегивающей кофточку, а сама потянулась за нижней сорочкой.
Вот же, хотела встать раньше, а получилось, что одевалась последней. Это называлось быть, как все? Но, слава богине, в мою сторону никто не смотрел. Или… почти никто.
– Прошел слух, что хозяин прискакал, по ихнему «эрл», вот и переполошились. Многим захотелось взглянуть на того, кто станет вершить наши судьбы. Но ты мне другое, девонька, скажи, откуда у бедной монашки такие кружева на нижней рубашке?
Она указала не только подбородком, но и пальцем, на отделку горловины и подола сорочки, что спешно натягивала на себя. Признаюсь, этот вопрос, как и пристальный взгляд в глаза, моментально заставил занервничать. Вот же я… дуреха! Забыла, что моя прежняя одежда, хоть и самая нижняя рубаха, разительно отличается от крестьянской. И еще хорошо, что она теперь уже не была белоснежной, как прежде, а изрядно запачкалась за время пути и от этого посерела.
– А… а у нас было принято в свободное от молитв время заниматься рукоделием. Старшая монахиня славилась за искусство плетения кружев, и нас научила… того, кто хотел. У меня получалось неплохо… – я спешно натягивала поверх той рубашки монашескую тогу, чтобы она скрыла и богатое кружево, и вышивку, и прикрыло тонкую дорогую ткань.
Но Арта успела ухватить за подол и потянуть его на себя, чтобы лучше рассмотреть.
– Тонкая работа. Видно, много часов ты на нее угрохала. Но вот ткань… мой Нил продавал такую за три золотника!..