(Не)приемный папа
Шрифт:
Проглатываю комок в горле и продолжаю стоять истуканом даже после ухода врача. Ведь у Ксюши было нехорошее предчувствие…
Но что бы я смог сделать? Господи, почему всё так? Я же без неё жить не смогу! Так завыть в голос хочется, но все звуки в горле застревают. Не позволяю им выбраться наружу.
Как я вернусь домой в таком состоянии? Что скажу дочери? Я не понимаю.
В кармане пиликает мобильник. Смотрю на экран – 23 пропущенных вызова от родителей и от Галины Алексеевны. А я даже не слышал...
Первым
– Димочка, - всхлипывает мама. – Я помолюсь за Ксюшеньку. А ты верь, что всё обойдётся. Не для того вы прошли через такое количество испытаний, чтобы так… Она обязательно выкарабкается. Тогда очнулась, а сейчас её ещё один человечек дожидается. Не может она уйти и бросить вас. Обязательно вернётся.
– Угу, - одним выдохом.
– Соберись и езжай к дочери. Скажи, что всё нормально, что мама скоро вернётся.
– А если?.. – не получается озвучить страшное. Что если это будет враньём?
– Без «если», - говорит мама твёрдым голосом. – И ты даже думать не смей по-другому. В прошлый раз ведь запретил себе и сейчас запрети.
Кое-как собираю себя в кучу и еду домой. Перед этим Галине Алексеевне звоню и рассказываю всё, как можно мягче. Утаиваю, что жизнь Ксюши на волоске висит. Говорю, что врачи её в искусственную кому ввели, чтобы организм немного восстановить.
Хорошо, что уже ночь, и Варя спит. Я бы не смог сейчас с ней разговаривать и делать вид, что всё в порядке. Иду к себе в спальню, валюсь на кровать и глубоко дышу. А потом сгребаю подушку и молочу по ней кулаками. Остервенело, молча, долго. А после утыкаюсь в неё лицом и выпускаю застрявший в грудине звериный вой, который в хрип постепенно переходит.
Утром получается хотя бы вид сделать, что всё нормально. По крайней мере, Варя с расспросами дальше не пристаёт. Ждёт маму с братиком домой.
А я все последующие дни ни есть, ни спать не могу. Постоянно, как на иголках. На пятый день мне звонят и говорят, чтобы я забирал сына. В полной растерянности. Что я один буду делать с такой крошечкой? Ксюша по-прежнему без изменений.
Когда приезжаю за Богданом, мне разрешают с женой увидеться в порядке исключения. Возможно, дают возможность попрощаться. Раньше я рвался к ней, а сейчас ноги не идут, будто ватными сделались. В палату буквально силой себя затаскиваю. И снова перед моими глазами мой кошмар наяву. Как и тогда она такая маленькая, бледная, беззащитная…
Я стою несколько минут как истукан, а потом молча из палаты выхожу. Не буду прощаться! Дыхание прерывается, не могу отдышаться. Мне дают время прийти в себя и ведут к сыну. Медсестра выносит маленький голубой свёрток и с поздравлениями вручает в руки. В задницу её поздравления!
Но я киваю и беру сына, который как раз проснулся и одним глазом смотрит на меня. Смешной такой. Невольно улыбаюсь, когда он начинает пузыри пускать.
– Мы написали, чем ребёночка кормить и как часто, - говорит медсестра, вручая листок бумаги.
– Разберусь, - говорю коротко и ухожу.
Сын.
Мой и Ксюшин.
Я не хочу один. Справлюсь, но не хочу…
Эпилог
Дима
Родители новорождённых спят вообще? Если да, то им очень повезло. Мне удаётся вздремнуть от силы пару часов. Всё остальное время либо хожу кругами, укачивая Богдана, либо сижу, опять-таки, укачивая его, либо кормлю. Засыпает он обычно часам к семи утра и до вечера не беспокоит, выныривая из сна только для того, чтобы поесть.
Галина Алексеевна говорит, что это нормально, когда дети день и ночь путают, и к году это пройдёт.
Это же свихнуться можно!
Варя обычно меня застаёт спящим на диване, а Богдан сопит верхом на мне. За неделю это стало традицией.
А ещё для меня оказалось проблемой – купание сына. Тёща первый раз помогала, объясняла, но я понял, что сам не смогу. Мне до одури страшно, что я сделаю что-то не так или отвлекусь, или тупо усну на ходу и сын захлебнётся.
Но выход из ситуации был найден. Я сам иду в душ и держу на руках Богдашу, которому так даже больше нравится. Во всяком случае, истерик находясь на руках, он не устраивает. Вошкается забавно и кряхтит.
В честь рождения сына на работе дают несколько недель выходных. Но, честно говоря, я не представляю, как жить в таком режиме и работать.
Тоска по Ксюше разъедает нутро. Она так хотела сына, а сейчас не видит, как он ест или спит, издаёт забавные звуки в промежутках между воплями. А ещё он стал похож на нормального младенца. Уже не та красная сморщенная личинка. Теперь я начинаю замечать в сыне наши с Ксюшей черты. Разрез глаз как у неё. Интересно, а цвет он тоже унаследовал от мамы? Пока непонятно, но надеюсь, что да.
В больницу к Ксюше езжу по три раза в неделю. Иногда мне кажется, что это всё дурной сон. Что я уснул пока сидел под родильной палатой. Вот сейчас выйдет врач и пригласит меня к жене, которая держит на руках сына и измученно улыбается. Но не лежит, утыканная трубками.
Врачи говорят, что пришлось реанимировать Ксюшу. Что мозг долго был без кислорода, и неизвестно как это повлияло. А я не могу смириться. Смотрю на свою маленькую хрупкую, но такую сильную женщину и не верю, что это всё наяву. Я подолгу разговариваю с ней, рассказываю про сына и прошу, чтобы она к нам вернулась. Варя очень скучает, а Богдан так хочет увидеть маму и заснуть на её груди, а не на моей.