Не проходите мимо. Роман-фельетон
Шрифт:
Альберт Бомаршов рассеянно просматривал законспектированные переживания влюбленных душ.
На плакате, возвещающем об астрономической лекции «Есть ли жизнь на планетах»:
«БЕЗ ТЕБЯ ДЛЯ МЕНЯ НЕТ ЖИЗНИ НИ НА ОДНОЙ ИЗ ПЛАНЕТ. ВАЛЯ К.».
На афише «Эстрадный концерт с участием чревовещательницы Турнепсовой-Ратмирской» было написано:
«ИМЕЛ ВСЕГО ДЕСЯТЬ СВОБОДНЫХ МИНУТ, ЖДАЛ ЧАС. МОЖЕШЬ МНЕ БОЛЬШЕ НЕ ЗВОНИТЬ: МЕЖДУ НАМИ ВСЕ КОНЧЕНО.
ЗАВТРА В ТРИ БУДУ ОБЕДАТЬ ТАМ ЖЕ. КОЛЯ».
— Раньше условленного времени приехал, —
Но как раз в эту минуту произошла встреча, которую юный Бомаршов никак не планировал. Сквозь толпу к нему протиснулись двое студентов в полупогончиках горного вуза.
— Гражданин Бомаршов? — спросил широкоплечий, отмахиваясь от худощавого, который возбужденно суфлировал: «Бери его сразу за шиворот…»
— Чем могу служить, синьоры? — Альберт вежливо улыбнулся, а крысиные хвостики его усов испуганно зашевелились.
— Нет, я его сейчас набальзамирую, — тоненьким от волнения голоском прокричал худощавый студент. — Можно? — и он встал в боевую позицию.
— Вася, не забывай, что ты член профкома! — сказал широкоплечий внушительно. — Сначала надо установить истину и поговорить с Дон-Жуаном… Узнаем этот почерк, гражданин Бомаршов? — и он извлек из кармана записку.
Альберт дрогнувшей рукой взял лист бумаги.
«Теперь я знаю цену твоим клятвам! Правы были мои подруги, предложив испытанный водевильный ход: лжеотъезд (направления на работу я еще не получила). В то время как ты думал, что проводил меня всерьез и надолго, я сошла на первой же станции, где живут мои родственники. Здесь я и узнала, что спустя трое суток после моего отъезда ты побывал в загсе с Калинкиной. А ведь всего неделю назад ты убеждал меня, что слухи о тебе и «какой-то Вере» — клевета. Довольно! Я не хочу больше ни слышать, ни видеть тебя. Но имей в виду: о твоих похождениях будут знать все. Тебе не удастся больше никого обмануть: об этом постараются мои друзья».
Альберт покрылся легкой испаринкой.
«Друзья постараются… — убито подумал он. — Будут знать все… лжеотъезд… Хотя Леля и пишет, что больше не хочет видеть меня, на самом деле легко она от меня не отстанет. Нет, свадьбу с Верой из осторожности придется отложить до Лелиного отъезда. Иначе будет шум… и с загсом, значит, надо подождать. А заявление пусть полежит».
Альберт вернул записку одному из своих собеседников и обиженно проговорил:
— Боже мой! Лжеотъезд… Слежка… Какое коварство! Я оскорблен в своих святых чувствах! Ах, Леля, Леля! Как я тебя любил! Но клевета легла между нами, и вот…
— А в загс с Калинкиной ездили? — спросил худощавый запальчиво. —
— Тихо, Вася, — остановил друга широкоплечий студент. — Во-первых, ты член профкома, а во-вторых, мы выступаем сейчас как чрезвычайные и полномочные послы…
— Очень тонко подмечено! — делая шаг, подхватил Альберт. — Давайте держаться в дипломатических рамках… В атмосфере… этого… взаимопонимания…
— Нет, я хочу принять чрезвычайные меры! — засучивая рукава, волновался худощавый. — Я его сейчас набальзамирую!
— Папа! — закричал Альберт, делая скачок в сторону. — Папа! — и, пригнувшись, нырнул в толпу влюбленных.
— Не уйдешь! — вскричал худощавый и бросился в погоню.
Широкоплечий, крича на ходу: «Вася! Ты же член профкома!.. Не превышай полномочий!» — побежал следом за ними.
…Мартын Благуша и Юрий Можаев, пробившись к тупику свиданий, остановились у рекламного щита местного цирка: там было оговорено место встречи с Калинкиными. Нади и Веры еще не было.
— Стань на эту тумбу, Март, и служи путеводным маяком для Калинкиных, а я пойду обзаводиться карнавальным ширпотребом. Раз принято решение веселиться, то надо это делать во всеоружии!
И, задымив трубкой, Юрий ринулся к прицепному автофургончику, который торговал масками.
Деятели местной торговли не обладали могучей фантазией: они подготовили к карнавалу только два типа масок — «поросенок» (свиное рыло в ермолке) и «чайник» (горшок из папье-маше с носиком-хоботом). Но и за этими шедеврами стояла очередь, ибо те же торговые деятели распустили слух, будто в парк без масок не пускают.
Толпа напирала на автофургончик с такой силой, что он тихо катился по направлению к парковым воротам. Торговля производилась на ходу: за каждые полтора метра пройденного пути продавец успевал замаскировать минимум человек сорок.
Впрочем, были и недовольные.
— Десять рублей? — трагически восклицал какой-то дядя, вертя в руках горшок с хоботом. — За такую дрянь? Да ведь настоящий чайник и выглядит не хуже и стоит столько же! Да за десять рублей я в любом буфете так замаскируюсь, что меня родная жена не узнает! Сто пятьдесят, кружка пива…
— А я наоборот, — сказал другой мужчина. — Чтоб меня никто не узнал, пойду на маскарад трезвым…
Когда Юрий пробился к заветному окошку, он бросил взгляд вокруг и увидел, что карнавальная толпа уже процентов на семьдесят состояла из «чайников» и «поросят».
— Не буду терять индивидуальную внешность. Пожалуй, без маски оригинальней.
И, махнув рукой, он отошел.
Мартын возвышался над тупиком свиданий, как памятник неизвестному влюбленному.
— Сюда! — вдруг закричал он и замахал кому-то рукой.
Вера с Надей и Юрий почти одновременно подошли к каменной тумбе.
— А мы вас ждем уже четверть часа! — сказал Благуша, спускаясь на землю и теряя свою монументальность.
— Прийти раньше, — усмехнулась Надя, — это не значит быть точным!