Не родись богатой, или Синдром бодливой коровы
Шрифт:
– М-да, – сказала Настя, имевшая обыкновение разговаривать вслух, когда ее никто не слышал. – Покой по определению нам может только сниться.
Самым трудным, поняла она, будет путь до развилки. Там, выше, в темноту уходят толстые ветки, но добраться до них непросто. Подпрыгнув, она обхватила ствол руками и ногами и зависла на высоте собственного роста.
– Со стороны я, скорее всего, напоминаю мишку-коала, – пробормотала она и тут же свалилась вниз, ударившись мягким местом.
Можно было попрыгать по полянке и потереть это самое место ладонями, но окно наверху не позволяло расслабляться. Собрав всю свою
И что же? Разочарованию ее не было предела! Инга сидела за столом, держа ручку над листом бумаги, и о чем-то напряженно размышляла, уставившись в стену. Настя следила за ней минуту, две, пять. Еще немного – и руки ее ослабеют, после чего она шарахнется оземь и наверняка себе что-нибудь сломает. Может быть, даже шею.
Теперь-то она поняла, почему кошки, взобравшись на дерево, начинают орать как оглашенные. Спускаться вниз гораздо труднее, чем лезть наверх. Может быть, перевернуться лицом вперед? Тогда зад окажется гораздо выше головы и придаст всему телу нежелательное ускорение. Исступленно вращая пятой точкой, Настя медленно поползла назад. Но едва добралась до первой серьезной развилки, как услышала внизу возбужденные голоса – мужской и женский. Голоса стремительно приближались – кто-то шел прямо к этой самой липе.
Вглядевшись в полумрак, царивший внизу, Настя обнаружила, что это уже знакомая ей парочка – хихикающая девица и слегка потасканный ловелас лет сорока. Вероятно, обойдя всю территорию, они не нашли лучшего места, чтобы предаться страсти.
– О нет! – сквозь зубы процедила Настя.
Ей очень не хотелось поднимать шум, а это неизбежно произойдет, если она обнаружит свое присутствие. Ее волновала не Инга, а Аврунин, который в настоящее время находился неизвестно где. Может быть, он маленьким толстым призраком бродит по окрестностям. «Впрочем, – спохватилась она, – он ведь не знает меня в лицо!»
Эта благословенная мысль пришла Насте в голову слишком поздно – влюбленные уже впились друг в друга, словно вампиры.
– Вадик, не надо! – неожиданно прохныкала девица, вяло отбиваясь руками.
– Почему? – сальным басом переспросил Вадик, на голове которого Настя заметила лысинку размером с пробку от бутылки.
– Мама не велит мне…
– Она не узнает, – проникновенно сказал гнусный Вадик.
– У меня голова кружится, – продолжала ныть девчонка, тряся своими лохмами.
– Это от вина! – успокоил ее Вадик, не собираясь сдавать завоеванных позиций.
«Наверняка поил ее портвейном», – с отвращением подумала Настя. Насколько она успела разглядеть, у соблазнителя был курчавый чуб, свободно падавший на правый глаз, и бледная кожа. В целом коварный Вадик производил впечатление малооплачиваемого конторского служащего, много лет просидевшего в женском коллективе: изрядно потасканный, он все еще считал себя первым парнем на деревне.
То, что Насте пришлось сидеть неподвижно, очень понравилось комарам. Первый подло впился ей прямо в щеку. Она охнула и прихлопнула его ладонью. Внизу ничего не заметили. Противное попискивание между тем нарастало. Настя слазила в карман и, добыв оттуда припасенный тюбик, быстро обмазалась кремом. Комары принялись озадаченно кружить вокруг нее, словно пчелы вокруг мультяшного Винни-Пуха.
– Вадик, отпусти меня, я не хочу! – продолжала канючить девица громким шепотом. Страх, что ее застукают в сомнительной ситуации, был сильнее голоса разума, потому, видно, она и не вопила во все горло.
Конечно, Настя не собиралась сидеть и смотреть, как соблазняют пьяную школьницу.
– Хочешь, я снова почитаю тебе стихи? – неожиданно спросил Вадик, сообразив, что над объектом надо еще немного поработать. – О ночь! Вместилище страстей! – нараспев завел он.
– Это ты уже читал, – заметила Настя, решив, что пора слезать с дерева.
– Кто это сказал? – спросил Вадик, отпуская свою добычу и растерянно озираясь по сторонам.
Поскольку ему никто не ответил, он начал сначала:
– О ночь! Вместилище страстей!
– Как же ты надоел, козел! – процедила Настя.
– О месяц… – подвывал Вадик и вдруг осекся. – Это ты сейчас сказала, Пимпочка? – обратился он к девице.
– Нет, – проблеяла та и жалобно добавила: – Я хочу уйти!
– Уйти? – взволновался он. – Но мы обещали сегодня ночью подарить себя друг другу!
– А ботинки тебе не почистить? – спросила Настя.
– Да кто это говорит? – растерялся Вадик и, задрав голову, пристально обозрел фасад здания.
– Это богиня мщения, – прокряхтела Настя, переползая на другой сук. – Собираюсь наказать тебя за совращение малолетних.
– Она сидит на дереве, – пискнула полуголая Пимпочка, которая лежала на спине и смотрела строго вверх.
– Кто? – тупо переспросил Вадик.
– Б-гиня мщения, – икнула та.
– Это от нее так отвратительно пахнет? – Вадик повел носом, учуяв крем от комаров.
– Отстань от девчонки, или тебе скоро нечем будет нюхать, – предупредила его Настя, достала тюбик и злорадно выдавила из него остатки комариной отравы, целясь в лысинку, маячившую внизу. К ее великому огорчению, она промахнулась. Вадик схватился за плечо и, вляпавшись рукой в вонючую массу, противно взвизгнул.
– Эй ты! Будет лучше, если тебя унесет отсюда колесница, запряженная грифонами! – крикнул он, демонстрируя известную начитанность.
– А карающим мечом по башке? – немедленно отозвалась Настя.
Исходя злобой, Вадик начал судорожно озираться по сторонам.
– Что ты ищешь? – пробормотала Пимпочка.
– Достойный ответ мерзавке.
Он поднял с земли что-то большое и неприятное на вид и, размахнувшись, крикнул:
– Получай, Немезида хренова!
Раздался свист, хруст ломающихся веточек и разорванных листьев. Настю, словно зазевавшуюся ворону, сбило с дерева, и она полетела вниз в облаке разноцветных звезд, вспыхнувших перед глазами.
Первым, что она увидела, придя в сознание, было лицо Киану Ривза, которое плавало в воздухе и шевелило губами. Лишь спустя некоторое время Настя сообразила, что лежит на земле все под той же липой, что скоро рассвет, потому что небо посерело и поблекло, а рядом с ней на коленях стоит живой человек, а не плод ее воображения.