Не родной, не чужой

Каретникова Ксения

Мой провожатый что-то шепнул второму, тот кивнул и пропустил нас. Я начала подъем вслед за амбалом, пялясь в его широкую спину. А когда спина неожиданно исчезла, ее владелец шагнул немного в сторону, передо мной оказалась дверь. Она открылась, словно сама по себе, и я увидела Даниила Спасского, восседавшего на подушках дивана, перед которым стоял накрытый стол.

Глава 10

Спасский одарил меня взглядом. Сначала немного удивлённым, потом явно оценивающим. Он даже голову набок наклонил, чтобы увидеть

меня в полный рост. А когда я приблизилась к нему, взгляд зелёных глаз стал уже напыщено-равнодушным. Но я была вполне довольна произведенным эффектом.

– Привет, – бросил он и кивком указал мне на смежный диван, предлагая тем самым присесть. Что я и сделала – устроилась с удобством, проверяя пятой точкой мягкость подушек, немного поелозив, и сняла куртку. Не зная, куда ее пристроить, я просто бросила верхнюю одежду по соседству.

Спасский бегло взглянул на мои открытые плечи, потом махнул взглядом грудь. Едва заметно усмехнувшись, он подметил:

– Сегодня ты выглядишь получше.

Я не стала причислять его слова к комплименту. Сомнительно и язвительно. И вместо слов благодарности заявила:

– Ужасное место.

Даниил громко фыркнул, посмотрел направо, где было длинное витражное окно, открывавшее вид на первый этаж, сузил глаза, словно к чему-то присматриваясь и, на удивление, промолчал. Мне даже на секунду показалось, что он со мной согласен.

Вернувшись взглядом ко мне, Спасский широко улыбнулся, а затем потянулся за двумя налитыми пузатыми бокалами и, протягивая мне один, сказал:

– Ну что, Виктория Владимировна, поздравляю тебя.

– С чем? – нахмурилась я, машинально принимая бокал.

– С тем, чем и ты можешь меня поздравить, – он хмыкнул и, глотнув напитка, достал из нагрудного кармана своей белоснежной рубашки лист бумаги, который тут же передал мне.

Я отставила бокал и, развернув бумагу, принялась бегать глазами по написанному.

Дело такое-то, номер анализа, локусы какие-то, размеры аллелей, много цифр в двух столбцах… Я опустила взгляд в самый конец листка и прочитала, шевеля губами:

– Исходя из результатов исследования, полученных путем анализа перечисленных локусов ДНК, вероятность того, что он/они являются дедушкой/бабушкой составляет 99, 98 %…

Ну вот и все…

Я прикрыла глаза, мысленно считая до десяти. Надо успокоить сердце, а то его ритм заметно ускорился.

– Это копия, можешь оставить ее себе, – произнес уже точно дедушка Артема. Я подняла веки, медленно. Казалось, тусклый свет слепил их, а затем потерла переносицу и тихо спросила:

– И что вы собираетесь дальше делать?

– Прекрати мне выкать, – гаркнул он так громко, что я чуть не подпрыгнула на месте.

– Не могу, меня воспитали так: обращаться к людям старше меня на вы, – не удержавшись, съязвила я в ответ.

– Ой, не намного я тебя старше. Года на четыре? – поинтересовался он с наглой улыбочкой. Пусть и на секунду, но сомнение закралось. Он считает что мне тридцать четыре? Неужели я выгляжу настолько? Неправда! Он просто издевается. Я метнула в Спасского взгляд, полный злости,

и он не остался незамеченным. – Ух ты, какой взгляд… Ладно-ладно, пошутил я. Знаю, сколько тебе лет. Наводил справки: кто, где, когда и с кем. Надо же было знать, с кем я имею дело. У кого живёт и кем воспитывается мой потенциальный внук, – он кивнул на нетронутый мною бокал, который стоял рядом на краю стола, но я качнула головой. – Как хочешь, – недовольно хмыкнул Спасский, отпил из своего бокала и произнес: – А о том, что я собираюсь делать дальше, я тебе ещё при первой нашей встречи сказал – хочу забрать мальчика к себе.

Колючий, ледяной мороз пробежал по спине. И тому виной последняя фраза Спасского, которую он произнес так, словно не сомневался, что так оно и будет…

Черта с два! Не отдам, не позволю! Буду бороться.

А ещё я подметила кое-что – слово, цепляющее, Даниил ни разу не назвал своего внука по имени, ограничиваясь словом, определявшим половую принадлежность ребенка.

– Почему вы не называете Артема по имени? – поинтересовалась я. Спасский нахмурился, делая вид, что не понимает. Ничего, я уточнила: – Вашего внука. Вы все время говорите: мальчик.

– А он Артем, да? – фыркнул Даниил. – Дурацкое имя. Сейчас этих Артемов – каждый третий.

– А Луизе это имя нравилось. Она мне сказала однажды, что, если родится мальчик, она хотела бы назвать его Артемом, – пояснила я и зачем-то добавила: – А если девочка – Ангелина.

– Как? – Спасский даже чуть не поперхнулся, делая в этот момент глоток из своего бокала.

– Ангелина, – повторила я. Даниил задумчиво повертел стакан в руках, а мне захотелось спросить: – Что-то не так?

– Так звали мать Егора, – ответил он.

– Сочувствую, – произнесла, и тут же на меня посмотрела пара слегка удивлённых и настороженных глаз. – Я знаю, что ваша жена умерла…

– Ты, как я понимаю, тоже справки наводила? – усмехнулся Спасский, потянувшись за маленьким рулетиком из ветчины. Отправил закуску в рот и улыбнулся, интенсивно жуя.

– Ну, должна же я была знать, с кем имею дело, – кивнула я, стараясь передразнить интонацию собеседника, которой он произнес похожую фразу.

– Похвально. И как ты их наводила, через старые связи? – с усмешкой поинтересовался он, чем, признаться, меня немного обескуражил, но ответить или уточнить я не успела – у Спасского завопил телефон. Он быстро снял трубку и меньше чем минуту молча слушал то, что ему говорили. А когда закончил, Даниил встал со своего места и подошёл к витражному окну. Выглянув в него, он ехидно произнес:

– Как я сразу не догадался-то, – Спасский повернулся ко мне. – Тебе ментенок помог?

– Кто? – не поняла я.

– Ну, тот молоденький оперок из районного отдела… Как его там, Смирнов, кажется, а вот имя не запомнил…

Что ж, Спасский предупредил, что копался в моей жизни. Про настоящее он, видимо, знает много, про Сашку-то уж точно, а вот про прошлое, интересно, тоже? Что он там ещё смог нарыть?

– Как я вижу, у вас очень плохая память на имена, – качая головой, подметила я.