Не сердитесь, Иможен! Возвращение Иможен
Шрифт:
– Одну минутку! Прошу вас…
Кумушки разом смолкли. Несмотря на то, что Уильям сидел под каблуком у жены, им он внушал почтение. Все три давно овдовели и, успев забыть о мужских недостатках, теперь идеализировали сильный пол в целом.
– Ну? – осведомился бакалейщик.
Они собирались было с прежним рвением выложить потрясающую весть, но Элизабет заткнула товаркам рот.
– Вот что, Уильям Мак–Грю, лучше б вы доделали дело, а не вмешивались в то, что вас ничуть не касается.
Все три дамы подумали, что бакалейщица
– По–моему, миссис Мак–Грю, у себя в доме я имею полное право знать, в чем дело.
– На вашем месте, Уильям, я бы поостереглась говорить о правах! Мужчина, не способный создать семью…
Уильям Мак–Грю опустил голову. Весь Каллендер знал, что он не может иметь детей, но, по мнению трех кумушек, постоянно напоминать парню о его несчастье да еще на людях – просто ненужная жестокость.
– Вот что я вам скажу, Элизабет Мак–Грю, – горько, но с достоинством проговорил Уильям. – Господь не слишком жалует жен, не почитающих того, кого Небо дало им в мужья, и когда–нибудь за это придется ответить!
– Доделайте–ка лучше работу, а разговоры отложим на потом!
У миссис Шарп вдруг вскипела кровь, и, даже рискуя прогневить бакалейщицу, она крикнула:
– Иможен Мак–Картри вернулась!
Новость произвела столь сильное впечатление, что Уильяму пришлось крепко вцепиться в край люка, иначе он неминуемо рухнул бы вниз. А уж каким чудом он не выронил полную корзину бутылок – вообще навсегда останется тайной. Старые болтуньи с жадностью следили за его реакцией.
– Что ж, я не сказал бы, что ваше известие меня огорчило, – восстановив равновесие, заявил Мак–Грюк. – Я глубоко уважаю мисс Мак–Картри, эту истинную дочь Шотландии и славу Горной страны!
Выбравшись наконец из люка, он совсем тихо закончил:
– А многие из тех, кто ругает мисс Мак–Картри, и в подметки ей не годятся!…
Миссис Шарп, миссис Фрейзер и миссис Плери облизнулись, предвкушая бурную семейную сцену. Муж не называл никаких имен, но сравнение показалось Элизабет оскорбительным, и она чуть не осыпала Уильяма отборной руганью, однако, вовремя вспомнив о своем хорошем воспитании, предпочла изображать незаслуженно задетую безупречную супругу.
– Уильям Мак–Грю, вы…
– Куда поставить керосин, Элизабет?
Этот прозаический вопрос вмиг разрядил царившее в лавке напряжение.
– На последний ящик, рядом со всяким хозяйственным инвентарем, – механически ответила миссис Мак–Грю.
И все три посетительницы сразу поняли, что их надежды не оправдались.
Питер Конвей без всякого воодушевления обрабатывал сосновую доску, еще толком не зная, на что ее пустить, как вдруг в окно просунул голову маленький Нейл Мак–Фадден.
– Эй, мистер Конвей!
Коронер–плотник поднял голову.
– Что тебе нужно, Нейл?
– Вы знаете
– Какую?
– Мисс Иможен Мак–Картри приехала!
Мальчишка убежал, и в мастерской еще долго отдавалось звучное эхо его шагов, а Питер Конвей, застыв как вкопанный, обдумывал известие. Когда же наконец смысл сказанного полностью дошел до его сознания, плотник бросился к телефону и таким тоном заказал торговцу деревом из Данблей–на Дермоту Мак–Интошу партию досок для гробов, что тот всерьез подумал, уж не обрушилась ли на Каллендер какая–нибудь страшная эпидемия.
Войдя в зал заседаний мэрии, Гарри Лоуден с досадой отметил, что никто, видимо, даже не заметил его появления. Муниципальные советники, обступив секретаря Неда Биллингса, ловили каждое его слово. Раздававшиеся время от времени возгласы достаточно красноречиво свидетельствовали о всеобщем страстном любопытстве. На мгновение Лоуден заподозрил заговор против его особы, но здравый смысл подсказывал, что в подобной ситуации противники вели бы себя куда сдержаннее. Впрочем, Нед, заметив мэра, отстранил всех прочих и тут же бросился к нему.
– Гарри! Вы в курсе?
– Чего?
– Иможен Мак–Картри вернулась!
У Лоудена вырвалось одно из самых страшных ругательств, какое когда–либо слышали на шотландской земле. Однако он умел действовать в экстремальных ситуациях. Мэр выпрямился и тем зычным, повелительным голосом, что так смущал конкурентов во время избирательных кампаний, прогудел:
– Джентльмены, после того что мы сейчас слышали, я предлагаю отложить до лучших времен обсуждение договора с Кейтом Мак–Каллумом насчет его поля и немедленно решить, какие неотложные меры мы должны принять в том случае, если мисс Мак–Картри не отказалась от прежних привычек…
Джефферсона Мак–Пантиша мучило одиночество, а потому он решил сходить в Каллендер и пропустить стаканчик в «Гордом Горце». Однако меньше чем в миле от дома Мак–Пантиш столкнулся со сторожем рыбнадзора Фергусом Мак–Интайром, и тот поспешил рассказать о возвращении Иможен Мак–Картри. Хозяин гостиницы лишь испустил глубокий вздох и, оставив растерянного сторожа на дороге, за что Мак–Интайр еще долго на него дулся (и в самом деле, можно ли вести себя так невежливо?), опрометью побежал обратно, в «Лебедя». Там Джефферсон немедленно собрал весь персонал и распорядился не спускать глаз с высокой рыжеволосой женщины, если, паче чаяния, она переступит порог гостиницы.
Доктор Джонатан Элскот, сидя у постели Фионы Кэмп–белл, раздумывал, что бы еще прописать больной, чье малокровие его так тревожило. У врача складывалось впечатление, что Фиона совершенно утратила и вкус, и волю к жизни. Неожиданно, словно в насмешку над предписаниями Элско–та, приказавшего оберегать покой страдалицы, в комнату ворвалась ее младшая сестренка Майри.
– Фиона, Фиона! Иможен Мак–Картри здесь!
Больная тут же села в постели.
– Где? У нас?
– Нет, у себя…