Не сгорит эта сталь

История третья, в которой доказывается бессмысленность титулов, даже божественных

Непокоен просторный Северо-Восточный край, наводнен лихим и навьим, но и Юго-Западный на другой стороне Княжества волнуется, предвкушая перемены. Пока Остролист отправился в Срединный край в поисках пути на север, другой герой решает исполнить предназначение иначе. Вестники пробудились! История рода геройского вот-вот получит своё разрешение.

Алекто – существо, сотворенное Правой Башней, находит обиталище в душе человека, но в планы

Лето

Юго-Западный край, Нижняя Талица

Желтые лучи, скользящие меж занавесками на серых слюдяных окнах, пронзали недвижимое пространство светелки. Узкие окна допускали внутрь малое количество света, звуки не проникали вовсе: шелест свежей листвы, гоготание гусей, голоса детей-пастушат – всё тут было глухо.

Тишину наполняло лишь сосредоточенное постукивание глиняного пестика и поверхностное дыхание. Ее восковые руки круговыми движениями растирали очередную порцию лекарства. Тёмно-зеленая кашица отдавала тягучий аромат лаванды, лакрицы и спирта. Убедившись в однородности массы, она добавила в ступку щепоть соды, чтобы убавить кислоту – кислым больной закашливался еще сильнее – потом немного сладкого вина.

«Болезнь и старость, – снова подумалось ей, – отвратительное сочетание». Она оправила косынку на тусклых, тёмно-ореховых волосах и поднялась над кроватью, взглянув на почти безжизненное тело старика. Лета, словно жуки короеды, изъели его лицо морщинами, зимы отбелили жидкие волосы, осени лишили физических сил, а накинувшаяся этой весной болезнь плотно обтянула череп и шишковатые кисти рук почти прозрачной кожей.

Знахарка поставила лекарство на шесток печи и виновато вздохнула над стариком, которого была вынуждена подвергать лечению. Она склонилась над старостой, уложив ладони ему на лицо. Оттянула веки, заметив продолжающееся пожелтение склер, потрогала лоб, сунула руку под мышку и разочарованно покачала головой. Сухие губы старика дрогнули. Вернувшись к кадке, она сполоснула руки, вытерла их о длинный подол.

На кровати староста Щука. Вокруг горе и волнение, но сам он в свои восемьдесят два умирал легко: верил в Белых Богов, начертанный ими жизненный путь прошел исправно и честно, не имел за душой больших грехов и непрощенных обид, в молодости много путешествовал, любил искренне и до хороших глупостей, а за собой оставил наследника и процветающую деревню. И Велес был учтив к этой достойной душе, в назначенный час лишив тело сознания и избавив от предсмертных мук. Только живые держали его в Яви, не желая отпускать за Калинов мост.

За дверями раздались быстрые шаги. В комнату вместе с порывом ароматного летнего ветра вошел розовощекий мужчина. В отличие от едва живого старика, этот так и дышал здоровьем. Русые волосы, светло-карие глаза и небольшой крючковатый нос – такой же, как у больного. Гладко выбритый молодец возрастом двадцати с половиной презрительно глянул на знахарку – будто даже забыл, что зайдя проведать отца, будет вынужден опять столкнуться с этой чертихой. Щеголеватая красно-синяя сорочка на западный крой подчеркивала его крепкое сложение.

Следом, прикрыв за собою дверь и оборвав веселье расшалившегося в сенях ветра, вошел еще один муж. Этот оказался в полтора раза плечистее первого. Разрез ширился на необъятной его груди, а оливковый лен в плечах и на бицепсах натянулся складками. Хоть этот был старше, он учтиво встал позади.

– Как у него дела? – требовательно спросил розовощекий.

Знахарка с намеренным запозданием повернула голову на вошедших, затем, немного раздраженная глупым вопросом, констатировала:

– Жар не спал. День он не мочился. Захлебывается, не может пить, так что лекарства давать трудно.

Румянец на щеках из нежно-розового стал красным.

– Я не спрашиваю, как он страдает, ведьма. Верь, я чувствую это всем сердцем! Когда ты его вылечишь?

По лицу женщины тенью прошла улыбка. Она мягко пояснила:

– Несреча уже обрезала нить. Его путь завершен. Его следует отпустить.

Молодой муж насупил губы, впился в знахарку горячими глазами:

– Слушай сюда, колдовская поросль!.. – он тут же попытался успокоиться, сжал кулаки и продолжил почти спокойно: – Ты обязана его вылечить. Если…

– Ничем я не обязана, молодой сударь. Ни тебе, – сказала и она перевела взгляд на больного, – ни ему.

Юный господин скрипнул зубами, намереваясь указать место этой дряни, но женщина продолжила:

– Всё, что я делала и делаю, это лишь по моей собственной доброте. Потому что мне самой больно видеть, как страдают люди, горестно не облегчить страдания, коль на то моя сила. Но здесь…

– Довольно! – оборвал он. – Ты вылечишь отца. Или я избавлю этот грешный мир от тебя и твоего черного ремесла.

– Угрозы-то не помогут мне лечить, – отвечала она медленно, наставительно. – В этом молодой сударь может не сомневаться. Я прилагаю все силы, но с природой невозможно бороться. Природа-то сильнее. Он стар! – повысила она голос, едва юноша собрался возразить. – Это следует хорошо понять. Никому не под силу сделать человека бессмертным, никакие травы не омолодят, никакие увещевания не придадут сил одолеть недуг. Если не эта, то следующая хворь довершит начатое.

– Хватит так говорить! Хотя бы скажи, какое Горе, какое Лихо в нём поселилось? Как изгнать беса?!

Женщина устало вздохнула:

– Никто в больном не селился, уж юному ли сударю верить в сказки непросвещенной старины? Не надобно искать навьево, где оного нет. Болезнь тут обычная, из Яви. У старика нарушен баланс соков в теле: глен и кровь застаиваются. Если блокаду не раскрыть и не дать крови бежать как воздух, несдобровать ему. Молодцу вроде тебя куда легче было б справиться с недугом, однако этот-то уж полвека не мальчик. Его кости размякли, его кишечник забит, его кровь отравлена. От этой болезни два лекарства на свете: молодость… и смерть.