Не сгорит эта сталь
Шрифт:
Розовощекий в сердцах треснул кулаком по столу!
– Бесовское отродье!
Знахарка вжала голову, но не по испугу, а из-за неприятного шума.
– Скажи, что мне сделать?! Не играй же со мной, ведунья! Тебе нужны деньги? Я ведь сказал, что заплачу сколько скажешь. Для зелья нужны травы, камни, соки зверей? Я отправлю за ними людей хоть к черту на рога!
Женщина покачала головой и утомленно подняла руку, прося убавить тон.
– Но постой, ты сказала, что я бы перенес эту болезнь. Вот оно что! Я знаю, ты, ворожея, можешь навести такое. Будь я проклят Всевышним, но сделай
– Этого не потребуется.
– Заколдуй нас! – не унимался тот.
– Да и никакая из меня не ворожея. Шестой десяток землю топчу, а такого чаровства не видала. Уж и не знаю, кто, кроме богов, мог бы этакое сотворить. А что до лечения. Коль так хочется приковать старика к Яви, то поднесите-ка пару тазов воды, до пузырей прогретой на огне, крынку самогона покрепче, свежую просеянную золу, веревку, пилу однорукую с мелким зубом.
Глаза молодого человека расширились. Он отшатнулся, вопрошая, для чего же ей перечисленные инструменты?!
– Так и станется, – кивнула она. – Это не мое желание. Но я удалю ему ступню и кисть руки. Удаление застойных частей подарит ему еще несколько дней на этом свете.
Розовощекий не выдержал, ринулся к женщине, схватил за грудки, сдернув со стула ее легкое тело. Знахарка и не изменилась в лице, безразлично глядя перед собой.
– Думаешь, я позволю? Окаянное ты исчадие! Да лучше я убью тебя сей же…
Здоровяк в зеленой рубахе, что молчал до сих пор, опустил массивную ладонь на плечо друга и отвел в сторону отдышаться. Женщина медленно присела обратно, оправив съехавшие одежды.
– Ты ведешь себя слишком дерзко для своего положения, – басовито объяснил здоровяк, еще придерживая за плечи взволнованного друга. – Не забывай, что ты не одна на этом свете, – не без подтекста посмел указать он. – Ты и твоя дочь живете в Талице именно с дозволения умирающего. Шестнадцать лет назад, когда ты явилась в эту деревню с калечным младенцем да без мужа, именно добряк Щука отстоял ваше здесь проживание. Прочие жители хотели прогнать тебя с твоим проклятым дитя. Пойми, что всё серьезно. Этот человек, ты и твоя дочь – ваши души сегодня плывут в одной ладье. Коли у тебя есть силы спасти Щуку, сделай это, и мой господин будет признателен до конца дней. Если нет, то твои издевательства ни к чему. И будь уверена, они сполна вернутся тебе.
Краснощекий тем временем отступил в угол светлицы, приходя в себя.
– Он умрет, – безразлично произнесла женщина. – Уже сегодняшней ночью, а то и раньше, если не сделать то, о чём я говорю.
– Какое же это лечение – резать человека на части?! – снова сорвался молодой Щука.
– У него грязна кровь. Как я и указала, черная желчь сбилась в конечностях, мешая красной крови бежать.
Женщина подняла покрывало возле ног старца и продемонстрировала почерневшую ступню, а затем правую руку, указательный и средний пальцы которой начали приобретать такой же порфировый цвет.
Дальнейших объяснений не требовалось.
Мужи вышли прочь, захлопнув за собой дверь.
– Ты веришь ей, Лавр? – спросил младший, разглядывая мелкую гальку на дороге, разогретую горячим солнцем этих краев.
– Как тебе сказать? Я верю, что папа и правда умрет, коль ничего не сделать.
Всё же было странно слышать детское «папа» из уст этого бородатого силача. Он продолжил: – Да и, право слово, не ее вина, что из старика жизнь уходит. Девятый десяток. Иной раз и трое столько не живут.
Щуку младшего всё еще била дрожь.
– Она говорит болезнь. Болезнь, как же. Отец ни разу в жизни не болел! А если это именно она? Она сама навела на него порчу, а теперь просто издевается? Прямо сейчас испивает его душу! Ох, проклятье на наши головы за то, что мы не рассказали о чертихе, когда тут проходила миссия Белхибарского Собора. Уж они бы ее заклеймили, уж она бы у них всё…
– Я понимаю, Антон, что тебя страшит грядущее, но будь достоин отца и смело принимай рок, – не боясь устыдить, ответствовал Лавр. – Как завещал Велес, жизнь и смерть – равнозначные части бытия. Понимаю, как страшно верить ей, ведающей непонятные законы мироздания, но ты сам избрал ее мудрость.
– Наш монах учит, что грядет второе пришествие. Пророк вот-вот снова снизойдет на землю. Все умершие воскреснут, а все живые получат праведный суд. Но какой же вердикт ждет мою душу? – сдавливая деревянный крестик под сорочкой, говорил Щука младший. – Мне вечно кипеть в адском котле за этот сговор с приспешницей дьявола.
– Ты знаешь, что мне непонятны слова этого болтуна монаха из часовни. Мать рассказывала мне лишь о Белых Богах. Да и папа не признавал Пророка. Он, как и я, всю жизнь молился на одном колене. Он дитя Сварога Отца Небесного! В деревне, откуда я родом, ведающих матерей, ведьм, не считали посланниками Сатаны, а наоборот очень уважали за древнюю мудрость, которую они берегут из поколения в поколение. Мать верила, что Велес переводит души через Калинов мост, прямиком в Навь. Когда настанет день завершения твоего земного пути, вы с отцом встретитесь снова на той стороне. Так устроено.
– Но сказ говорит, что Ясного Велеса изгнали из божественного Ирия. Как раз за ведовство! За то, что раскрыл людям тёмные секреты мироздания. Даже Белые Боги не желали для людей этих знаний.
– Ты ищешь ответ в час нужды, но ответ приходит только в час смирения. Не забивай голову высокой материей – пуще заплутаешь. Антон, ты… ты готов?
– К чему?
– Я не хочу, чтобы ты дурно обо мне думал, но состояние отца… – он притих на этом слове.
– Знаю, брат, знаю, – Антон положил руку на его великанское плечо. – Ты прав. Я решил ей поверить. Сделай, как она просит. Но скажи, чтобы не смела начинать без меня. А я покамест отправлюсь на это клятое собрание совета.
– А чего так опасливо? – подтрунивая, спросил Лавр, а потом обратился ласково: – Антон! Ты потомок Великих Героев! Не говоря, что сын самого Щуки Талицкого. Не страшись каких-то деревенских пустомель.
Антон вымученно улыбнулся:
– Поверь, есть в деревенском совете пара страшных людей.
– Думаешь, будут проблемы?
– Кроме толкотни воды в ступе? Думаю, жадюга-землевладелец таки осмелится поднять вопрос о переизбрании старосты.
– Полноте. В Талице любят Щуку, никто против него не скажет. Я побуду с папой, а ты иди, покажи им там!