Не сгорит эта сталь
Шрифт:
Жаркому климату Юго-Западного такая броня была не под стать: на летнем солнце голые пластины железа разогревались до страшных температур. Однако Тим, так горячо полюбивший бронное ремесло и увлеченный идеей, не замечал этих недостатков. Над рядовым дурачком, который с ног до головы заковался в блестючее железо, только бы и посмеялись. Но Тим был не дурак, да и давно уже не рядовой.
Звание пятидесятника, понятное дело, означало, что он вправе вести под своим стягом до пяти десятков солдат. Стяг Тим себе пока не придумал, да и пятидесяти солдат у него не было, поскольку все двести голов, приписанных к Серому Камню, находились в подчинении пятисотника Явдата.
Подойдя к отряду, Шато удовлетворенно оглядел добытые туши, а следом и солдат – те сразу притихли и с чего-то даже построились
Серый Камень – молодая фортификация у юго-западной границы Княжества, расположенная на невысоком, солнечном холме, окруженная плешивым карликовым леском.
Стены умеренной высоты и несколько башен западной архитектуры с мерлонами типа ласточкин хвост смотрелись, пожалуй, красиво, но не особо внушительно. Например, толстые, многорядные стены Храбродара – столицы Срединного края – с круглыми стрелецкими башнями-кремлевками Тиму нравились куда больше. Пусть Серый Камень, спроектированный западным архитектором, был до некоторой степени достопримечательностью здешних мест, никто, включая пятидесятница, не строил иллюзий относительно назначения этих укреплений и причины, по которой тут служат солдаты. Крепость не держала границу государства и даже не должна была принимать серьезный бой. Она – лишь укрепленный дозорный пункт и казармы для солдат, патрулирующих важные торговые тракты приграничных территорий. Без вооруженных солдат уж очень лихие тут места. Большак бойкий, он Княжеству, почитай, одна из главных торговых артерий. Отсюда в Великий Халифат прямая дорога. А через Родную можно выйти в Тихое море, а там и Царьград, и другие царства-государства. Ради такого большака, конечно, и красивую крепость не жалко возвести.
За годы твердыня медленно, но неуклонно превращалась из сугубо военного объекта в торговый пост. Обрастала домиками мирян, конюшнями, харчевнями и торговыми лавками, хотя Тим и бился отчаянно с незаконной застройкой в крепости и вокруг нее.
На подходе к вратам пятидесятник заметил могучий силуэт на одной из башен. Пройдя сквозь барбакан, Шато распорядился отправить туши на кухню, а сам вошел в башню и, вбежав по винтовой лестнице, оказался наверху. Здесь, на коротком табурете, сложив руки на животе, уселся косматый вояка в крестьянской рубахе с подбивой из ватника, которая одновременно выполняла функции поддоспешника. Самих доспехов на нём сейчас не было. Этот, в отличие от Тима, на дух не переносил тяжелой одежи, и даже воеводский колонтарь – довольно подвижный доспех из мелких железных пластинок – надевал с великой неохотой.
Берестяные лапти лежали рядом с босыми, мозолистыми пятками. Длинные соль с перцем космы, мускулистые руки и спокойный, устремленный вдаль взгляд выдавали профессионального воина и непринужденного лидера. Он обернулся и молча поинтересовался у помощника результатами охоты.
– Кабанчик и косуля.
– Молодец. Не зря ты годы корпел над свитками, – саркастично изрек Явдат, и стал ожидать реакции помощника.
– В церковной академии читают святые стихи, а не… – начал было Шато, да по улыбке Явдата понял, что тот опять лишь дразнится. – Вообще, – продолжил Шато, – живности стало меньше. Либо мы распугали, либо…
– Эх, – перебил командир, – охота эт всё равно полумера. Она, конечно, пополняет запасы, да и службу солдатне разбавляет, но ты ведь не рассчитывал на нее всерьез?
Воевода поднялся, разминая ноги, а взгляд Шато столкнулся с тёмными печальными глазами командира.
– Видишь, я пишу в стольную крепость о том, что нужно увеличить гарнизон для обороны границы и прилежащего большака. В ответ раз в три луны приезжает засечный голова с приказом об отзыве у меня еще нескольких солдат. Я говорю, что надобно увеличить снабжение, а они, скареды, будто нарочно, каждый месяц сокращают пайку, – безнадежно сетовал Явдат. – Видимо, чтобы я сам просил сократить поголовье крепости. Так и правда голодать начнем, несмотря на нашу внештатную охоту. Не хочется князю кормить армию, которая не воюет, понимаешь?
– Может лично к наместнику обратимся? Его ж земли, его доход от торговли.
– К Зайцу, что ли? – крякнул воевода. – Скорее у курицы молока выпросишь.
– Важное ведь дело делаем, а Явдат? Ну, да, не боярские мы солдаты, но
– Да Заяц князю-то лишней косточки не подает свыше положенного по этому своему «буджету». А нас-то с чего кормить? Мы ж не боярская дружина. Ей богу, удавится, жадюга, ежели на чужих солдат придется деньгу тратить. Ох, благо, хоть от Якима не слыхать последнее время. Попортил же мне крови этот змей, паскудье семя. Видно, перебрался покамест в другой край, – Явдат напряг губы, злобно вглядываясь в рыжий горизонт и мысленно насылая туда, вдогонку за разбойником, лютую смерть.
– Фартовый лиходей, конечно, – признал Тим, невольно тронув и по сей день туговато гнущееся запястье.
Дело было год тому. Тим с солдатами устроил засаду на отъявленного лиходея Иоахима. Повадился тот грабить слабо охраняемые почтовые телеги на Колядовском прясле – куске большака, как раз вверенного Серому Камню.
Говорят, когда-то Иоахим был большим атаманом в Ганзе. До некоторой степени Тимов сослуживец. Иоахим один отвечал за охрану целых караванов. Но то ли проворовался, то ли просто наскучило ему подметки стаптывать, охраняя чужие богатства, и принялся Иоахим своих же лабазников грабить. А то и не своих, бес знает откуда он на самом-то деле родом. Да ладно бы грабить. Облегчить толстосуму кошелек – дело в некотором смысле даже богоугодное: торгаш, скорее всего, не разорится, деньги разбойник прогуляет, обогатив корчмарей, виноделов и случайных барышень. Но с Иоахимом другое. Этот руки кровянить не боялся. Выслужил себе мерзейшую славу на землях курфюрстов и, видно, пока его не порешили, двинул на восток, в наши края. Вот и бесновался тут Яким, как его стали звать в нашей стране, на непаханых просторах.
В общем, Тим через нужных людей пустил слух, что тогда-то в ямской карете повезут большое пожертвование, сделанное купцом из Срединного края для нескольких церквушек Юго-Западного. С виду по тропинке шла обычная ямская, запряженная двойкой слабеньких кобыл, да с двумя ратниками для охраны. А внутри крытого воза, вместо груза, ожидал наготове сразу десяток солдат, да с самострелами, да плюс неподалеку шел летучий полувзвод егерей. И ведь до того ладно сработали. Высыпали, налетели, окружили бросившихся врассыпную лиходеев, пол Якимовой банды на месте уложили, остальных на силу связали! Шато и самого Якима уж за горло схватил. Из своего максимализма очень хотел взять гада живьем, а тот, точно склизкая минога, вывернулся, порезал Шато по запястью – доспех, невезуха, еще не был завершен, – ринулся в лес и ведь меж всеми пущенными стрелами проскочил. И дюжина егерей его потом не сыскала, ей богу, леший укрыл.
Шато поежился, вспоминая проваленную операцию, но быстро вернулся к насущному – как прокормить гарнизон.
– Тогда землеробов попросим едой поделиться, – предложил Тим. – Край на зерно у нас богатый. Сговоримся с какой-нибудь деревенькой.
– Ну, вот это уже получше, – пробурчал командир, поглаживая бороду. – Хотя ближайшие деревни далековато. Что к нам ближе всего?
– Ближе-то Солянка, – прикинул Тим, вспомнив карту Юго-Западного. – На реке стоит, у подножия гор, но слишком мала, там от силы четыре десятка живет. Добывают соль, которая вымывается горными ручьями и еще уголь обжигают.
Явдат свел густые брови:
– Углежоги? Беднота. Им самим бы прокормиться. Покрупнее надо и со своими полями. Уступ, Талица, Изока, Осток?
– Мелочи вокруг нас полно, а крупного и с полями, пожалуй, ничего. Село Осток – самый богатый вариант. Это большое сельскохозяйственное обиталище, еды там много, но до него больше трех сотен верст.
Явдат опять покачал головой:
– Замаемся ездить. Да и сверху не одобрят, что засечные в таких далях от места службы слоняются.
– Значит, остается Талица, – пожал плечами Тим. – Юридически это одна деревня, но фактически их две: Верхняя и Нижняя. Правда, Верхняя почти вымерла, ее, почитай, нет. Зато Нижняя процветает, здоровенная, больше ста дворов. Деревни верстах в пяти друг от друга, но подлинной экономической связи давно уже не имеют. Даже оброки платили раздельно, пока Верхнюю вовсе не освободили от податей за нехваткой жителей.