Не сгорит эта сталь
Шрифт:
– Ту-пи-цы! – на всю крепость горланил купец.
– Прошу не кричать, – появился Шато. – Это делу совершенно не поможет. Кто распорядился открыть ворота отводной стрельницы? – спросил он, устремив взгляд на подчиненных.
– Ну, а че, вон пан торговец бранился, требовал, дабы впущали его. Так и…
– Врагов бы тоже впустил, если б забранились? Время проезда крупногабаритных повозок истекло два часа назад.
– Моя телэга! Да ты знаешь, сколько такая стоит? А груз! Это надо же!
Шато проинспектировал повреждения: видимо, колесо наткнулось на не открывшуюся до конца створку, из-за чего передняя
Мало того, торговец продолжал вопить:
– Кто заплатит?! Ты командуешь этими ослами?
– Прошу пана торговца соблюдать приличия и не оскорблять моих людей.
– Лудей?! Да это ослы, а не…
– Достаточно. Васька, дуй в казармы, возьми человек восемь. Разгружаем повозку. Товары на склад под охрану, ворота запираем. А ты, Губа, – адресовался он к часовому, открывшему стрельницу, – у тебя два дежурства вне очереди.
Брови солдата одна из другой, будто наперегонки, поползли вверх.
– Так же за нарушение уложения крепости лишаешься жалования за одну седмицу.
– Да это ж!.. Пошто ж? – по-детски вытянув губу, вопросил он.
– Разгружать?! – уже теряя дыхание, возопил торговец. – О, кто вам позволит разгружать?! Прикасаться к мой обоз! Мой! Вы, русоголовые с-собаки!
– Данное имущество в представленной позиции не позволяет закрыть барбакан, что ставит твердыню под угрозу. Врата отводной стрельницы запираются на ночь и не открываются до утра. Руководствуясь уложением крепости Серый Камень, я обязан предпринять все меры для восстановления оборонительной способности засечных сооружений, – отчеканил Шато.
– Ослы! Какой еще оборон?! От ваша тупость нужно оборонять! Только тронуть!
Торговец еще недолго пререкался с помощником и не успокоился, даже когда вокруг «телэги» столпился десяток подоспевших солдат и еще несколько зевак, привлеченных шумом. Шато терпеливо использовал запомнившиеся ему приемы из недавно прочтенной книги «Об искусстве разговора в различных жизненных ситуациях», написанной халифатским ученым Аль-Бируни. Книгу, а точнее ее рукописный перевод, он брал напрокат у лавочника из Остока. Цена была сумасшедшей: четыре алтына – плата за месяц и еще восемь рублей пришлось оставить в залог.
Дорогая книга не помогла. Этому Тим весьма огорчился, потому как советы в ней были изложены очень даже разумные. И теперь, к своему стыду, он был вынужден применить грубую силу, отдав солдатам приказ на разгрузку телеги.
Сверху спрыгнули наемники торговца и, побрякивая оружием, преградили путь солдатам, а случайная неприятность грозила перерасти в поножовщину. И всё из-за того, что один не очень талантливый офицер не смог за отведенный месяц должно изучить труд уважаемого Аль-Бируни.
– Не сметь! – топнул торговец, плеснув грязь под сапогом. Цвет его лица не угадывался во мраке, однако на виске вздулась узорчатая венка. – Не подходить! Да вы понимаешь, кто я?! Да одно мое слово вашему князьку, и вы все с голым крупом пойдете из своей никчемной
Вид у наемников был грозный, понятно, что это были не новички в своем деле, однако даже эти не имели желания влезать в драку с целым гарнизоном солдат-пограничников. Шато уложил левую руку на эфес меча и подступил вплотную к наемникам. Поднял каменный взгляд. Те осмотрели офицерика в чудном доспехе, затем десяток солдат, без приказа выстроившихся идеально ровной линией за спиной у первого. Переглянулись. Расступились вопреки наказу. Шато качнул головой, приказав приниматься за разгрузку.
– Вы, все! О-ох, – исходил торговец, – подобное оскорбление моего древнего рода не сойдет с рук. Уж я всё доложу вашему голове, а потом!.. – он ощерился, а указательный палец яростно рассек воздух, предрекая последствия настолько страшные, что даже озвучивать их было опасно.
Затем пан торговец с чего-то приказал возничему распрячь одну из лошадей подводы. Наспех снарядив запасное седло, торговец запрыгнул верхом и умчался из крепости прямо в ночь, через пустырь, даже не оставив растерявшимся подчиненным наказа относительно столь ценного груза. Будто бы собирался прокричаться за стенами крепости и вернуться, но стремительный бой удаляющихся копыт сообщал, что возвращаться представитель древнего рода не планирует. И такой поступок выглядел уж очень странно, даже для иноземца.
***
Время ушло за полночь, а морось в небе не кончалась. Вершки редкого карликового полесья едва вырисовывались в черноте пустыря. Двое дозорных на башне Анна, расположившись на лосиных шкурах, глядели во тьму.
– Хоть глаз коли, – буркнул один, растянувшись по сырому зубцу башни. – Вот че нам тут сычами сидеть кажную ночь?
Второй, Федька, ответил:
– Смотри давай. Кого проглядишь, Тимофэ наш Шатов с тебя так шкуру спустит, что не отрастишь.
– Суровый он у нас.
– Да по мне лучше суровый, чем тупой.
Загоготали.
– Тс-с, видел?! – вдруг оборвался первый, перегнувшись через мерлон.
– Чего там? – напрягся Федька, тоже вглядевшись в слепую пустоту под стенами.
– А… пожуй через плечо! – заржал первый, легко треснув товарища в затылок.
– Дурья ты башка, – отмахнулся Федька и прилег, откинувшись на шкуре.
Он устремил взгляд в смоляное небо, которое совершенно не меняло цвет в зависимости от того, открыты глаза или нет. Жалко. Звезды Федьке нравились. Как-то давно в Серый Камень заходил бахарь, бродячий сказочник. Поведал, что звезды на небе – это славные предки рода людского, которые глядят с высоты на своих сыновей да оценивают, праведно ли те себя ведут, мудро ли живут, должно ли оставленное наследство берегут. Но это и так всё знали, не удивил седобородый. Хотя рассказывал красиво, нараспев. А еще говорил, что звезды, они настолько далеко, что если божьей милостью по воздуху пешком пойти, то и за целую жизнь до них не дойдешь! Вот как далеко. «Ей же болтун», – улыбнулся солдат. Чего до них идти, до звезд-то? Ладно сейчас затянуло всё, а в ясную-то ночь глянешь в небо – вон они, горят, хоть в карманы собирай. Ну, не близко, да. Но, если взаправду по воздуху зашагать, уж к утру б точно обернулся.