Не сгорит эта сталь

Анфилов Александр

– Ах, – причмокнул воевода, выслушивая помощника. – Всё-таки, нравится мне, как ты полощешь. Эти твои «юридически», «подлинной связи». Сразу вижу, что не зря мне тебя отрядили. И пользу приносишь, и вреда большого вроде не делаешь.

– Опять издеваешься, воевода! Ну в чём может быть вред знаний?

– При чинах вот так погутарь, быстро в караульщики разжалуешься. Не нравится людям, когда кто-то ниже их звания умом кичится.

Шато отвернулся, обидевшись.

– Ну, – Явдат вернулся к Талице, – может, удастся с ними сговориться на поставку зерна в обмен на то,

что мы им будем лиходеев да зверье гонять. Хотя это и на нашем численности поголовье сказаться может. А уж если на верхах прознают, так вовсе пинком полетим из этой твердыни.

– Чего это вдруг?

– Ну ты картинку прикинь, – похлопав по плечу, ответил воевода. – Приходят солдаты в деревню, забирают пару телег фуража и уходят. На что похоже?

– Ну, положим, – нехотя признал Шато, – сугубо издали, на грабеж.

– Во-от. Значит, по этой статье Разбойного приказа Заяц нас с тобой и вздернет, – тыкнул пальцем воевода.

– Да мы ж не!.. – взялся горячо возразить Шато.

– Мы с тобой кто?

– Засечная стража!

– А кому засечная стража подчинена?

– Лично князю, ибо стережет границы государства.

– А князь, что ты знаешь лучше меня, собирает налоги согласно Казенному уложению. Талица – забоярская деревня. С какой эт стати княжеские солдаты собирают подать, не предписанную Казенным уложением, да еще с деревни, которая князю даже не принадлежит? Сто лет не докажем, что крестьяне по своей воле с нами едой поделились. Ладно! – с горечью махнул рукой Явдат, – эт так, лирика, – завершил он, и это позабавило Шато, ведь с трудом разбирающий буквы Явдат понятия не имел, что такое «лирика», просто ему понравилось это выражение, которое он подхватил у самого же помощника. – Кстати, там, в Талице, кто сейчас во главе?

– Уж лет двадцать старик Щука, – ответил Тим. – Заколдованный, не берут годы. Хороший человек, с ним можно договориться. На шею к себе не посадит, но и с голоду умереть не даст.

– Ладно, может, завтра съездим? Иди, что ли, собирай построение, начинай ученья. Вон ратники без дела дурить начинают.

Воевода с усмешкой глянул под стены. На дворе крепости творился спектакль. Несколько солдат столпились вокруг местного любимца масляно-черного кота с зелеными глазами. Один ратник предложил усатому господину нагретую на солнце бочку, другой, изображая высокородного пажа, спешил, неся на кончиках пальцев мисочку гречки со свиными потрохами, а третий, тоже паж, на смех повязал на шею усатому салфетку. Кот, вылитый аристократ, приступил к трапезе.

Шато оценил юмор. Кивнул Явдату и поспешил на плац.

– А, еще, – одернул командир, – разведчик донес, что видел кого-то в лесу по ту сторону реки.

Пятидесятник обернулся, улыбка пропала с лица.

– Уже знаю. И позавчера то же. На ночь опять выставлю двойные караулы.

– Может, и нет необходимости? Мало ли кто там по лесам сбродничает?

– Лучше перебздим, – ответил Шато. Это уже он воспользовался словечком Явдата.

Явдат едва заметно кивнул, отпустив офицера.

Тим видел в старом рубаке идеального воина, профессионала и полководца. Немного грубого, неотшколенного,

как он сам, но до смерти эффективного. Они познакомились шесть лет назад во время княжеской кампании по подавлению мятежей на юге страны, где число обезземеленных крестьян достигло опасно высокой отметки. Кровавая битва под Алуэтом, где княжеская армия столкнулась с доведенным до отчаяния крестьянским ополчением, неизгладимо повлияла на юного Шато. Но даже в таких безнадежных ситуациях Явдат, путем военных и умственных хитростей, умудрялся одерживать победы минимальной для обеих сторон кровью, чем заслужил глубочайшее почтение со стороны Шато. Победить в битве, не обнажая меча! В том Шато видел подлинное мастерство полководца.

Сам Явдат холодно принял иноземного по роду помощника. Да еще бывший наемник – редко из таких годные солдаты выходят. Однако сегодня Явдат смотрел на Тимку как на младшего брата, который скорым шагом следует по его стопам да вот-вот опередит благодаря живому уму и искреннему рвению. Опершись на зубец мерлона, он улыбался, глядя, как молодой офицер криками строит солдат и начинает очередную тренировку. Мальцу недоставало раскатистости в голосе, присущей командиру пехотного строя, но успехи он делал достойные.

День угасал, подмешивая в яркое, тягучее летнее солнце всё больше оранжевых красок, а Явдат всё смотрел на медный горизонт, где искрились ласковые лучи заката.

***

Сумерки опустились на пустырь, окружающий крепость. После заката небо затянуло тучами, начал накрапывать едва заметный, колкий дождик.

Вязкая темнота, насыщенная остывающим влажным воздухом, окутывала нагретые за день каменные стены. Помощник воеводы, как и всегда, прошел по каждой секции стен, заглянул на каждую башню, убедившись, что все часовые на месте и трезвы, и отправился во внутренние помещения бастиона, где были расквартированы он сам и командир Явдат.

Он уже собирался войти внутрь и подготовиться ко сну, но тут со стороны северных ворот раздался треск, к которому тут же прибавилась отборная ругань, да еще заграничного происхождения. Тим поспешил выяснить, что за конфуз с участием иностранного элемента случился на сей раз.

В открытых настежь воротах, утопая одним углом в жидкой грязи – моросило уже часа три – раскорячилась тяжеленная подвода. Возле нее чинный хозяин: сапоги бутылками, шапка с меховыми отворотами и большим щегольским пером. Этот покрывал бранью то солдата крепости за то, что не успел отрыть створки полностью, то возницу за невнимательность, то и вовсе клял строителей крепости за узкие, «бестолковые» ворота.

– Портач! – каркнул торговец, бросив в возничего парой замшевых перчаток, от чего тот неуклюже закрылся ладонями. – Тупьё! Чтоб вас навьи побралы! А ну, вы двое, – скомандовал он солдатам, одолевая мягкую «л», которой нет в его родном говоре. – Взялы живо за угол! Иле так будете ночь всю глазеть?!

Верхом на подводе сидели трое вооруженных людей в кольчужной броне – силовое сопровождение вельможи. Из-под телеги раздался голос ратника, уже испачкавшегося в грязи:

– Не, тут гибло всё. Ось-то треснула.