Не сказка про белых гусей
Шрифт:
Нам надо было «подтянуть» учеников, имеющих «неуды», потому что недавно мы потерпели поражение во время геобоя. Это означало: географический бой. Бой был у нас с 4-м классом «А».
В назначенный день и час «ашки» вместе с портфелями, сумками и даже со своими пальто перебрались к нам в класс. Мы освободили им весь крайний ряд и половину среднего, а сами, столпившись у окон, наблюдали за их веселым переселением. Иногда кто-нибудь бросал в шутку:
— Много вас там еще?
— Давай побольше! Ваших — два, наших — один.
— Ничего, — отвечали нам, — мы и так сладим.
— Наперед не хвастайтесь.
Но все эти реплики летали дружелюбно. Мы были хозяевами и не забывали своих обязанностей:
— Пальто давайте сюда, в угол. А то не поместитесь.
— Мы свои тоже вон сложили.
Наши гости, так же как и мы, побросали свои пальто в заднем углу класса и втиснулись по трое и даже по четверо за каждую парту.
— Ничего, в тесноте — не в обиде, — бодро произнес кто-то.
— Конечно. Не писать ведь. А сидеть и так можно.
Дежурные притащили из учительской старые, старательно подклеенные карты.
Карты эти мы подклеивали сами каждый раз в начале осени. Да и не только подклеивали. Дело было в том, что, хотя школьные карты были изданы сравнительно недавно, они отставали от жизни. Когда мы расстелили их в учительской и, ползая по полу, приводили в порядок, кто-то закричал:
— Ребята, а где же Турксиб?
Мы склонились, стукаясь лбами, над пестрой мозаикой республик Азии. Нам сразу же бросились в глаза кружочки столиц и точки городов, голубые прожилки Аму-Дарьи, но прославленной линии железной дороги на карте не было.
Мы все хорошо знали этот путь.
Его название крепко врезалось в нашу память крупным шрифтом газетных заголовков. Слепя нестерпимой желтизной раскаленных песков и сияя безоблачным небом, он открывался нам со страниц журналов.
В темном, согретом дыханием кинозале, куда мы бегали всей бригадой, на наших глазах туркмен, вскинув испеченное солнцем лицо, восторженно приветствовал украшенный цветами и увитый гроздьями людских тел первый паровоз, пришедший из далекой России, как братский подарок.
И лупоглазый верблюд удивленно глядел на диковинного огнедышащего змея, пересекавшего неприступные барханы. Мы знали этот нелегкий путь комсомольской славы задолго до знакомства с учебником географии.
Мы запомнили: Турксиб — это гордость пятилетки. А еще мы знали, что Турксиб — это путь, по которому будет идти хлеб.
Но всего этого еще не было на школьной карте, расстеленной на полу учительской.
— Даешь Турксиб! — крикнул Сережка Крайнов, лобастый, крепкий мальчишка, глядевший на мир с веселой уверенностью. — Даешь Турксиб!
Он вытащил из сумки красный карандаш, которым раскрашивал флажки на стенгазете, и по памяти очень точно и четко прочертил на школьной карте линию нового пути.
И вот теперь эта карта с Турксибом, прочерченным Сережкой Крайновым, вместе с другими висела в классе.
Молоденькая учительница географии Мария Васильевна вошла вместе со звонком в наш битком набитый класс, и начался геобой. Мария Васильевна задавала вопрос, а потом вызывала к доске ученика. Если ученик получал «неуд», он считался убитым, «уд» — раненым. «Вуд» — выходил победителем.
Волновались мы все ужасно. Только что отвечала девчонка из «А», кудрявая толстушка в очках. Взяла в руки указку и сыплет скороговоркой, будто слова сами у нее изо рта скачут. Когда она ответила, «ашки» стали топать ногами, хлопать крышками парт. Мария Васильевна замахала руками, но так как это мало помогло, она крепко зажала уши, зажмурила глаза и, сморщив веснушчатое личико, будто лизнула лимон, стояла так посреди класса, терпеливо дожидаясь, пока стихнет приветственный шум на стороне «А».
Наши зато сидели тихо. Как-то у нас пойдут дела?
Вот Мария Васильевна вызвала Генку Копылова, нерасторопного, словно сонного, мальчишку, прозванного Коп-Копом, что означало Копылов копается. Генка и теперь немного покопался и вылез из-за парты. Мария Васильевна ему — вопрос: реки Сибири.
Сережка Крайнов даже с места рванулся. Можно, мол, я отвечу. Еще бы! Он тогда докладывал от нашей бригады про эти реки. Он, пожалуй, не хуже той девчонки в очках ответил бы. Но не тут-то было. Со стороны «ашек» раздались крики и свистки.
Мария Васильевна испуганно замахала рукой:
— Тихо! Тихо! Нет уж, пусть Копылов отвечает.
Генка едва разлепил свои глазки. Стоит — посапывает. Мешок сонный. Бригаду подводит, а сам хоть бы что. Накостылять бы ему по шее!
Мария Васильевна задает ему наводящие вопросы. Мы на пальцах показываем О. О — Обь. Е — Енисей. Но все напрасно. Генка пялится на карту, как баран на новые ворота. Бесславно пал Коп-Коп в этом бою. Вообще потери у нас были немалые. Мы проиграли сражение. «Ашки» до сих пор носы задирают. Как нам теперь быть? Вдруг еще какой-нибудь бой будет.
Мы с Валюхой решили подтянуть ребят из нашей бригады. Обе мы учимся хорошо. Только Валюха любит литературу. А я люблю математику. Я люблю, когда Христофор Иннокентьевич начинает чертить на доске фигуры ровными, удивительно красивыми линиями. Отряхивая от мела руки, он говорит, обращаясь к классу:
— Дано… Следует доказать… Ну-с, кто хочет попробовать? Дерзайте! Человек должен дерзать!
Но желающих дерзать не находится. Я тоже не дерзаю доказывать теоремы собственным методом. Зато я быстрей всех в классе решаю самые хитроумные задачи. Я очень люблю решать задачи. Это у меня, наверное, от отца. Я еще была совсем маленькой, когда услышала от него: