Не скучайте, ваше величество!
Шрифт:
А вот самого управленца, точнее управленку, фиг поймаешь. Оставалось наблюдать, думать и вычислять того, кто ее заменяет во время рабочего дня. Не может быть, чтобы хоть одна из девиц, теток и даже весьма пожилых госпожей не была у других за старшую и не имела связи с начальством на случай непредвиденных проблем.
Ну что сказать? Три дня пристального наблюдения (это значит, что в отличие от прошлых прогулок я не просто пошаталась по пирсу и ушла, а задержалась там на целый день, гуляя, строя глазки морякам попредставительнее — взяла пример с других приличных с виду девиц, чтобы не выделяться из толпы, — слушая сплетни, болтая с мамкиными дочками, с их клиентами, с кем попало…) дали совсем другой и
Я больше увидела и поняла, вычислила кое-что… и меня тоже заметили и вычислили.
— Ну и что ты тут вынюхиваешь? — весьма недружелюбно спросили мне в спину, когда третий вечер медленно погасил алые от заходящего солнца воды залива и взамен им стали зажигаться маленькие шелковые фонарики на каждом из лотков.
Я обернулась. Хм, смотри-ка, угадала!
Самой шумной и властной из Бертиных дочек на первый взгляд была рослая и щедрая на женские формы брюнетка лет тридцати на вид. Она торговала пивом, изредка перешучивалась с покупателями, но при этом вид имела такой грозный и спокойно-предупреждающий, что даже хмельные матросы с королевских кораблей, те, которым обычно море по колено, с сестрицей Фридой вели себя почтительно. Хотя и пялились на формы. Но сальных шуточек не отпускали — по этим самым формам было сразу видно, что могучий пинок под зад не заржавеет. Про оплеуху можно даже и не упоминать.
Казалось бы — вот старшая над остальными дочками, больше искать не надо. Но… но не все так просто.
Иногда самое яркое и заметное — не есть самое главное. Поэтому добрая лепешечница Ума, пухленькая, уютная и похожая на всех самых ласковых бабушек в мире сразу, на первый взгляд ну никак не подходила на роль командирши. А вот…
Сейчас у меня за спиной стояла именно она, а вовсе не Фрида. И в голосе доброй бабушки не было ни одной ласковой ноты, одна сплошная холодная сталь.
— Если ты от Длинной Кошки, то зря стараешься, разговаривать нам не о чем, — холодно высказала в ответ на мой вопросительный взгляд Ума. — Так что иди отсюда, пока цела. Сами тебе волосенки драть не станем, а вот ребят попросить можем, — она чуть кивнула в сторону компании подвыпивших морячков, устроившихся на краю пирса с мисками местного «фиш энд чипс» и пивом, — нам не откажут. Живо тебе подол обдерут. Поняла? И хозяйке своей так и передай.
Я медленно вдохнула солоноватый морской воздух. Выдохнула. И улыбнулась. Постаравшись не вкладывать в эту улыбку никаких особенных смыслов и подтекстов, просто позволив ей скользнуть по губам естественно и легко.
— Хотите конфету, госпожа?
— Что? — удивилась Ума. Кажется, я ответила совсем не так, как она ожидала.
— Конфету. Это редкое лакомство, думаю, в Картахелии такого еще никто никогда не пробовал. — Я склонила голову к плечу и раскрыла поясной кошель, доставая аккуратно упакованный в вощеную цветную бумагу шоколад. — Угощайтесь, госпожа. От чистого сердца. А, да… С той госпожой, о которой вы говорили, я не знакома. Я ищу другого… человека.
— Вот как, — усмехнулась Ума, и ее взгляд стал внимательным и острым, как лезвие клинка. — Еще одна претендентка. Кто тебе сказал, красотка, что Берта ищет себе новую дочку?
— Никто. — Я пожала плечами, терпеливо не убирая протянутую руку с конфетой. — Просто мне очень нужно. А еще я могу предложить кое-что не только вкусное, но и интересное. И не помешаю остальным сестрам работать, если они решат дать мне шанс.
Это было важно. Сразу обозначить главное: я не стану конкуренткой. Ну, то есть понятно, что тоже буду продавать еду, но не такую, какая уже есть на пирсе. Это было одним из краеугольных камней здешнего берегового сообщества торговок. Если идешь проситься к мамке под юбку, умей не только заинтересовать ее, но и предложить для продажи что-то, чего еще не было у других ее дочек.
Ума еще почти две минуты стояла и рассматривала меня, как неведомую букашку, которая вдруг выползла из середины именинного торта и нагло шевелит усами на онемевшую толпу гостей.
А потом коротко хмыкнула, кивнула и бросила через плечо:
— Лани, остаешься до закрытия. За старшую. Смотри у меня.
— Ага, мам, — промычали из-под прилавка с лепешками и булочками.
— Иди за мной, конфетница. — Мне тоже достался короткий кивок.
А я что?
Я пошла.
Глава 18
Шоколадку у меня, кстати, забрали. Но я не слышала шелеста фантика, пока Умина светлая юбка с кружевной оборкой маяком мелькала в сгущающихся сумерках, увлекая меня кривыми переулками все дальше и дальше от людского шума и мягкого перебора волн.
Впору бы испугаться — заведет тетка неизвестно в какую дыру, и что тогда? В лучшем случае — дадут по голове и ограбят, в худшем — Ракушки.
Но я все же не настолько наивна, поэтому и мелькала так открыто на пирсе. Меня видели не только Бертины дочки, но и конкурентки, наш разговор слышали люди со стороны, а насколько я поняла из вороха разговоров и сплетен, откровенной криминальщины за мамками никогда не водилось. Во всяком случае, такой, на которой бы хоть одна попалась.
А значит, какие-то гарантии у меня есть.
Шли мы, наверное, не менее получаса и давно покинули припортовые кварталы. Честно говоря, я ждала чего-то подобного. Объем торговли на пирсе был таков, что человек, всем тут заправляющий, не мог быть бедным. Если верить слухам, мамка Берта работала на этом месте уже больше тридцати лет и за это время могла сколотить капитал, который позволит содержать хорошее дворянское поместье. Ну или шикарный дом в «белом» квартале.
А если Берта еще умнее, чем о ней говорят слухи, то в белый квартал мы не пойдем. Останемся где-то среди респектабельных чистеньких улочек среднего класса, там, где живут добропорядочные горожане, скучные в своей честной зажиточности.
Так и оказалось. Аккуратный заборчик, свежая краска на воротах, бронзовый колокольчик и мансарда с плоской по южному обычаю крышей — со стороны можно было подумать, что здесь проживает какой-нибудь отставной чиновник или учитель, заработавший за долгую достойную жизнь небольшой, но приличный капиталец.
А еще я заметила, что, кроме вылизанной респектабельности, в этом доме живет тщательно спрятанная от посторонних глаз опасность. Да-да, та тень слева от крыльца — большая, но явно не брехливая собака без привязи. То есть выдрессированная нападать на врага молча. А та, что справа, — не менее тихий и выдрессированный мужчина, который нарочно прячется в тенях и тоже не кидается без команды. Ну что, безопасность хозяев на высоте. И почему-то совсем не страшно, может, из-за того, что на редкость разумно.
— За нами никто не шел, — сказала куда-то в густеющую тьму Ума, поднимаясь на крыльцо и берясь за дверную ручку. — На подсаду не похожа.
Та тьма, что справа, едва заметно кивнула и растворилась без остатка. А Ума открыла дверь и сделала приглашающий жест.
В уютной гостиной горели несколько масляных светильников, бросая теплые блики на лестницу, ведущую на мансардный этаж. Пахло теплым воском от натертых дубовых полов и какой-то выпечкой. В кресле возле аккуратного круглого столика было мягко и уютно, а еще мне подали чай — миленькая горничная в чепчике, пухленькая, почти как Ума, улыбчивая и накрахмаленная. Со здоровенным ножом под белоснежным фартучком с оборками. Я бы его не заметила, если бы не ждала, потому что уж больно движения для такой уютной пухляшечки были… текуче-хищные.