Не смейся над любовью!

1817 год

— Вот оно! Наконец-то пришло!

Хлоя вихрем ворвалась в классную комнату, где за большим столом сидели ее сестры.

— Вот оно, — повторила она, взмахнув конвертом.

— Письмо? — спросила Таис.

— А что же еще? — ответила Хлоя. — Когда я увидела, что почтовая карета въехала в ворота, то сразу поняла, что случится что-то очень хорошее!

— Откуда ты знаешь, что это письмо от крестной? — спросила Антея.

Голос девушки был спокоен, но глаза выдавали охватившее ее волнение.

В ответ Хлоя протянула письмо, и сестры с любопытством уставились на конверт из роскошной веленевой бумаги, адресованный их матери. Все сразу узнали красивый витиеватый почерк крестной.

— Она очень быстро ответила, — обрадовалась Таис. — По крайней мере, до конца недели мы не ждали от нее письма.

— Уверена, крестная согласилась, — заметила Хлоя. — О, Антея, подумай только, как это будет замечательно!

— Пойти и сказать маме? — наконец вступила в разговор Феба.

Ей — самой младшей из сестер — было всего десять лет, Хлое — шестнадцать, а Таис на год больше.

У Фебы светлые волосы и голубые глаза. Она — маленькая копия Таис, и обе они очень похожи на мать.

— Нет, не беспокой маму, — быстро ответила Антея

— Почему? — спросила Хлоя.

— Потому что она общается с музами.

— О, Господи, опять! — воскликнула Хлоя. — Думаю, нам лучше ей сейчас не мешать.

При этом она вопросительно посмотрела на Антею, как бы надеясь, что старшая сестра возразит.

Но Антея сухо сказала:

— Конечно, не стоит. Ты же знаешь, мама расстраивается, если ее отвлекают, когда она работает. Она теряет ход мысли.

Хлоя прислонила полученное письмо к часам, стоящим на мраморной полке камина, и со вздохом произнесла:

— Я просто умру от любопытства, пока мама его не прочитает.

— Сейчас еще только одиннадцать часов, — сказала Антея. — Ничего не поделаешь, нам придется подождать до обеда.

Таис тяжело вздохнула.

— И почему именно сегодня к ней должно было прийти вдохновение?

— Я думаю, она какое-то время обдумывала стихотворение, — ответила Антея. — Я поняла это по ее мечтательному взгляду.

— Если ее стихи достаточно хороши, мы могли бы их продать какому-нибудь издателю, — сказала Хлоя.

— Нет, из этого ничего не получится, — возразила Антея.

— Почему же? — удивилась Хлоя — Говорят, что лорд Байрон сделал целое состояние на своих стихах. Я уверена, что мамины стихи не хуже.

— Думаю, что маму шокирует даже одна мысль о продаже ее произведений, — строго сказала Антея. — Так что, Хлоя, и не предлагай ей ничего подобного, ее это только огорчит.

— Но не иметь денег — гораздо большее огорчение, — заметила практичная Таис. — Ты только представь себе, Антея, что крестная пригласила тебя в Лондон, а тебе даже нечего надеть.

— На прошлой неделе я сшила себе новое платье, — ответила Антея.

— Всего одно платье! И что это тебе даст? — возразила Таис. — Ничего, если верить «Журналу для леди»! Там написано, что дебютантке на один светский сезон в Лондоне нужно, по меньшей мере, десять платьев.

— Если я сейчас и поеду в Лондон, в чем очень сомневаюсь, — сказала старшая сестра, — то до конца сезона остается всего один месяц. Всем известно, что в начале июня принц-регент отправляется в Брайтон.

— Да, но даже на один месяц единственного платья тебе будет недостаточно, — возразила Таис.

В свои семнадцать лет Таис уже очень хорошо разбиралась в вопросах моды.

Она больше, чем остальные сестры, переживала, что им приходится шить платья из самых дешевых тканей и обходиться без украшений. А в «Журнале для леди» говорится, что они просто необходимы, если хочешь выглядеть элегантной.

«Да, я буду жалко выглядеть в Лондоне, — подумала Антея. — А мама втайне надеется, что меня ждет успех в высшем обществе, где моя крестная, графиня Шелдон, играет такую важную роль».

Антея была трезвомыслящей девушкой и никогда по-настоящему не верила в чудеса, и неожиданное решение матери отправить ее в Лондон на светский сезон казалось ей всего лишь нелепой фантазией.

Всегда рассеянная, всегда витающая в облаках, как часто говаривал ее муж, леди Фортингдейл не сознавала, что девятнадцатилетняя Антея, ее старшая дочь, заслуживает жизни более интересной, чем та, которую они вели в маленьком домике в скромной йоркширской деревушке.

О материнских обязанностях напомнил ей местный викарий — человек, от которого меньше всего этого можно было ожидать.

После смерти сэра Уолкотта Фортингдейла он взялся обучать младших сестер — Таис, Хлою и Фебу — истории, Священному Писанию и латыни.

Французскому их научила француженка, которая сначала преподавала свой родной язык в женской школе при монастыре в Хэрроугейте, а затем, когда школа перестала нуждаться в ее услугах, удалилась на покой и поселилась в их деревне.

Леди Фортингдейл платила за уроки очень мало, но Антее всегда казалось, что мадемуазель занятия доставляли гораздо больше радости, чем ее ученицам, просто потому, что она чувствовала себя очень одинокой, и ей хотелось с кем-нибудь поговорить.

Однажды викарий пришел к леди Фортингдейл, чтобы рассказать об успехах Фебы в латыни, и, уходя, заметил:

— Я часто думаю, миледи, о том, какое счастье — иметь таких прелестных и милых дочерей. Представляю, как нелегко вам будет расставаться с ними. А ведь уже близок тот день, когда мисс Антея выйдет замуж и покинет родной дом.

— Выйдет замуж? Антея? — воскликнула леди Фортингдейл.

— Я полагаю, ей уже исполнилось девятнадцать лет, — заметил викарий. — Время, когда большинство молодых леди, особенно таких хорошеньких, как мисс Антея, начинают думать о собственном доме.