Не смейте летать, мальчики
Шрифт:
На уроке он ничего не слышал, сидел, рассеянно улыбаясь, и все думал о новом своем свойстве, о полетах и неприятном инциденте с директором, и время от времени с таинственным видом оглядывал своих близких и верных друзей. "Если бы они знали", - думал Элик, и все внутри у него сладко замирало.
Еле дождавшись перемены, Элик собрал товарищей - пятерых мальчиков, отвел их в дальний, более или менее спокойный угол коридора и, загадочно оглядев всех подряд, сказал:
– Поклянитесь, что никому не разболтаете, что я вам сейчас расскажу.
Ребята переглянулись.
– Опять гвоздь какой-нибудь, - высказал предположение один из них.
– Эх! Сам ты гвоздь, - разозлился Элик, но вовремя спохватился.
– Пока не поклянетесь, не скажу.
Ребята поклялись страшной и замысловатой клятвой, придуманной Эликом.
– Пусть мои товарищи никогда меня не примут играть в футбол, если выдам тайну. И Элик открыл им тайну.
– Я научу вас, - пообещал он, делая королевский жест.
– Это нетрудно. Только надо меня слушаться.
Трое из пятерых, насмешливо хмыкая, отошли - не поверили. Один из них, обернувшись, покрутил пальцем у виска. Элик погрозил ему кулаком.
– Вы же поклялись!
– Никому не скажем, - пообещали изменники.
– Все равно никто этой чепухе не поверит... Двое остались с Эликом.
– А не врешь?
– неуверенно спросили они.
– Нет, - твердо сказал Элик.
– Я обязательно научу вас. После уроков пойдем на пустырь за школой.
Он был огорчен и немного разочарован предательством троих товарищей. Но ведь двое все-таки поверили, думал он, успокаиваясь.
Если они научатся, то потом они уже втроем будут учить других, а те еще других, и так еще и еще, это сколько же ребят можно научить! И скоро, может, почти весь класс (конечно, кроме девчонок) научится летать, а потом ребята из всей школы, и еще, и еще... Вот это будет здорово! У Элика даже дух захватило от предстоящей перспективы, сердце яростно заколотилось от нахлынувшей радости, и он почувствовал, как немножко приподнялся. Так он и вошел, вернее, влетел в класс, чуть приподнятый. Но никто, к счастью или огорчению - Элик не разобрался в своем чувстве, - этого не заметил.
Во время урока случилось самое худшее. Вдруг посреди контрольной открылась дверь и впустила в окостеневший в контрольных муках класс самого директора. Элик в эту минуту пожалел, что послушал родителей и выбрал себе место за одной из передних парт. Гаджи Гасанович без труда узрел его.
– Пойдем со мной, мальчик, - сказал он, глядя на Элика, как волк на цыпленка.
Элик поплелся за директором, ощутив, как враз отяжелело от страха тело. Одноклассники провожали его любопытными взглядами.
В кабинете директора ему ничего другого не оставалось, как признаться.
– Я не влезал .на окно, - стал он обиженно оправдываться.
– Просто я летать научился.
– Летать научился?
– Директор побагровел, услыхав такое заявление.
– Ага, - подтвердил Элик.
– Летать.
И, взглянув в лицо директору, понурил голову.
– Ах, летать!
– загрохотал вдруг Гаджи Гасанович.
–
– Я не хулиган...
– пролепетал Элик, устрашенный взрывом гнева верховного божества, и, чуть не плача, добавил обычное, школьное, вызубренное, как дважды два: -Я больше не буду.
– Больше не будешь?
– успокаиваясь, спросил директор.
– Впрочем, если будешь столько же, этого уже достаточно... Подумать только - по окнам лазить в школе!
Родителей Элика директор вызывать не стал ' по известным ему одному причинам, но строго отчитал мальчика и под конец своего пространного монолога, сопровождаемого шмыганием носом нерадивым учеником, многозначительно добавил, что хоть он и маленький, но все-таки будущий мужчина, а мужчине не пристало быть болтливым, понятно?
– Я не болтливый, - уверил его Элик.
Он и правда стал почти забывать о случае в директорском кабинете, который имел неосторожность наблюдать через окно, потому что это была мелочь по сравнению с тем, чем он стал обладать с сегодняшнего дня. Ни о чем больше он не мог думать по-настоящему.
– Иди, - сказал директор.
– И вместо того, чтобы летать, учись получше, понятно?
– Ага, - кивнул Элик и вышел из кабинета.
Хоть весь этот разговор и был ужасно неприятным, все же, что там ни говори, директор выручил его - на контрольной, к которой он не подготовился, ему поставили букву "н" в журнале, что означало - не было Элика в тот день на уроке. Но если б даже он весь урок просидел за партой, Элик мало бы чего высидел, так как мысленно был далеко от школы, уроков и всех самых страшных контрольных на свете. Мыслями он уже был с товарищами, поверившими ему там, за школой, на пустыре.
Еле дождался Элик конца занятий. Сердце его, как и утром, яростно колотилось, и, едва ступив на заброшенную землю, он повис в воздухе, отчего один из товарищей, с открытым от изумления ртом и задранной головой спешивший за летевшим Эликом, споткнулся и грохнулся на землю. Второй тоже изумился, но вдруг, испугавшись, побледнел и заплакал.
Элик подлетел к нему.
– Ты чего плачешь, как болван?
– грозно спросил он сверху, похожий на архангела или на что-нибудь такое же устрашающее. Мальчик даже присел от ужаса, голос у него пропал, казалось, он проглотил свой голос и жалобно засипел:
– Боюсь...
– Боишься?
– удивился второй мальчишка и захохотал.
Элик озадаченно опустился на землю. Долго думал, затем, внимательно и с сожалением глядя на сверстника, изрек, как врач у постели больного:
– Если боишься, то ничего не выйдет. Иди домой. Мальчик с благодарностью пустился наутек.
– Ну, говори, что надо делать?
– подступил к Элику второй.
И Элик стал учить его. Он вспотел, показывая, как надо отталкиваться, взмахивать руками, подпрыгивать, мальчик все в точности выполнял, но ничего не выходило.