Не смотри в глаза пророку
Шрифт:
Рита повернулась к нему и с удивлением поняла, что он вовсе не красив. Какая-то рассерженная, в красных пятнах на мучнистых щеках баба с залысинами. И что в нем находят девчонки из Управления?
– Довольна, товарищ майор, – сказала она. – Теперь можно, наконец, нормально работать.
– Ах ты!.. – только и сказал Вировойша и тут же смолк под сверкающим взглядом Риты.
Некоторое время они смотрели в глаза друг другу, затем Вировойша тяжело опустился в кресло.
– Можете идти, товарищ старший лейтенант. Сергеева и Ивакина я к вам пришлю.
– Есть, товарищ майор.
Чернова вышла из кабинета и подумала, что до скончания дней своих заимела самого лютого врага из всех, каких только можно было представить.
Проверка
Егор
Горин и желал, чтобы он наступил скорее, и боялся его. Предстоящая проверка, суть которой ему так и не раскрыли, виделась ему чем-то каверзным и опасным, и он заранее прокручивал в голове сотни вариантов, знакомых ему из фильмов или из книг или подсказанных собственным воображением, пытаясь предусмотреть все неожиданности, с тем чтобы в момент возникновения оных быть к ним готовым и встретить их с достоинством и бесстрашием.
То он спасал кого-то из горящего дома. То показывал чудеса прозорливости, предсказывая прошлое и будущее указанных ему людей. То предотвращал авиакатастрофу, в последний миг направив безнадежно падающий самолет на спасительные огни взлетно-посадочной полосы. То разоблачал грязные намерения партнеров Вадима и Берга по бизнесу.
И так далее в том же духе.
Жизненный опыт говорил Егору, что предусмотреть всего нельзя, но, поскольку он был предоставлен самому себе и заняться ему было совершенно нечем, Горин продолжал изводить себя все новыми и новыми домыслами и в результате взвинтил себя до такой степени, что едва мог удерживать чашку в дрожащей руке.
Кроме того, он беспокоился об оставленных в Москве делах. Книга завязла, это понятно. Надо было как-то предупредить издателя о переносе сроков, но Филин посоветовал пока никуда не звонить, и Егор не мог не внять этому совету, подозревая, что попытка его нарушить будет строго пресечена. Как долго он пробудет в гостях у своих новых знакомых, он тоже не знал. Этот пункт оговорить как-то не успели, а спросить до вечера было не у кого. И Егор мучился мыслью, что с издательством возникнут проблемы, ибо книгопечатание – бизнес суровый и несоблюдение договоренностей карается в нем не менее строго, чем в любой другой области. Он было подумал, что будет писать здесь, благо тишина стояла мертвая и комната у него была отдельная. Но, прислушавшись к себе, понял, что в этих условиях не выжмет из себя ни одной строчки. Слишком давило на него чужое пространство, в котором, как звуковые волны, угадывалось присутствие чего-то гнетущего, тревожного, и все, что он мог здесь делать, это только ждать.
– Когда приедут Вадим и Берг? – спрашивал он у Филина, сидевшего перед телевизором, держа в руках огромный пакет чипсов.
Тот пожимал своими большущими плечами.
– Вечером.
– Вечером – это когда? – допытывался Егор.
– Точно не известно. Они позвонят.
Горин на минуту присаживался к телевизору, но скоро хруст методично пожираемых Филином чипсов выводил его из себя, и он, едва сдерживая негодование, выходил на улицу.
«Этого не может быть, – говорил он сам себе, вышагивая вдоль железного забора. – Я известный писатель, умный человек, развитый, изобретательный, сижу по какой-то причине в этой клетке и боюсь высунуть нос. Что, вообще, происходит? Почему я позволил заточить себя сюда? Да, я испугался. Но кто бы не испугался на моем месте? Любой нормальный человек наложил бы в штаны. Так что нечего себя терзать. Другое дело, что я не попробовал
Егор без устали шатался по территории, патрулируя у забора на манер часового, и думал, думал, думал и, конечно, ни до чего определенного не додумался.
Зато в результате своей многочасовой прогулки он так устал, что в зарождающихся сумерках свалился на кровать и забылся на добрый час крепким, освежающим сном. И когда в начале десятого приехали Вадим и Берг, он выглядел отдохнувшим и встретил их со спокойной и дружелюбной улыбкой.
– Кажется, вы здесь освоились? – спросил Берг, окидывая его одобрительным взглядом.
– Здесь мило, – ответил Егор. – Давно не дышал таким воздухом.
– А, вы заметили! Эта была одна из главных причин, по какой мы выбрали это место. Сосны!
И Берг повел мечтательным взором по свисающим над забором верхушкам сосен, уже потерявших свою прозрачность и налившихся густой непроницаемой синевой.
– Да, сосны, – отозвался Егор.
– Отдохнули? – деловито осведомился Вадим.
– Более чем.
– Хорошо. Это очень хорошо, – сказал Вадим.
Он посмотрел на Витю, который вынес из машины костюм в полиэтиленовом чехле.
– А это вам.
– Мне? – удивился Егор. – Зачем?
– Нужно.
– Костюм выбирал я, – сказал Берг. – Размер определял на глазок, но думаю, угадал. Надеюсь, выбор фасона и цвета вам тоже понравится.
Егор только пожал плечами. Женить его, что ли, собираются? Кстати, и Жанна будет. Чем не невеста?
– Ну что, начнем собираться? – сказал Вадим, когда они вошли в дом.
Он вопросительно посмотрел на Егора, и тот понял, что ему надо идти облачаться в новый костюм. Протестовать глупо, здесь все уже спланировано, и, если он не хочет лишиться расположения своих опекунов, надо послушно выполнять их приказы.
– Обувь в шкафу, – подсказал Берг. – Выберите нужную пару.
– Хорошо, – отозвался Горин.
У себя в комнате – в «келье», как он ее окрестил – он сбросил свой полуспортивный наряд и надел батистовую розовую сорочку и кремовый костюм от Версаче, севший на него, как влитой. Даже длина брюк была подогнана идеально, и Егор подумал, что если его опекуны так педантичны в мелочах, то каковы же они в серьезном деле?
В шкафу, в который он ни разу за день не заглянул, на нижней полке стояла шеренга ботинок разного цвета и фасона. Но, как быстро установил Егор, все они были одного размера – его.
«Ждали они меня, что ли?» – подумал он, выбирая нужную пару.
Остановился на коричневых итальянских полуботинках с кожаной подошвой, отлично, как ему показалось, сочетающихся с его новым костюмом. Окинув себя взглядом в зеркале, Горин убедился, что выглядит так, как привык выглядеть, готовясь к выходу в свет. Это его неожиданно ободрило, поскольку себе он казался изрядно жалким. Но молодой, стройный мужчина с глубоким взглядом больших серых глаз, твердыми губами и небольшим, четко очерченным подбородком отнюдь не выглядел подавленным или испуганным. Нет, это был тот образ, который Егор вылепил из себя многолетними трудами, внутренними и внешними, и, узнав этот образ и одобрив его, он успокоился и вышел на суд публики с высоко поднятой головой.