Не Сволочи, или Дети-разведчики в тылу врага
Шрифт:
Памятуя преподанные ему уроки конспирации, Алексей Шумавцов — «Орел» — присвоил почти каждому члену группы псевдоним по собственному выбору. Нет ничего удивительного, что молодые юноши и девушки выбрали себе псевдонимы яркие и романтичные.
Шура Лясоцкий — «Огонь».
Антонина Хотеева — «Победа».
Александра Хотеева — «Отважная».
Анатолий Апатьев — «Руслан».
Виктор Апатьев — «Ястреб».
Николай Евтеев — «Сокол».
Много позднее, уже в середине сорок второго, участники подполья как бы приняли воинскую присягу — каждый из них собственноручно написал и подписал клятву на верность Родине. Подлинные
Довольно неожиданно группа пополнилась еще одной участницей, единственной, которая сама кое о чем догадалась. Впрочем, в том ничего удивительного не было, поскольку этим проницательным человеком оказалась старшая сестра Шуры Лясоцкого двадцатидвухлетняя Мария.
Перед войной Мария Михайловна вместе с мужем — лейтенантом Владимиром Саутиным — и годовалой дочкой Тамарой жила в Белоруссии, вблизи западной границы. Уже двадцать второго июня их военный городок подвергся бомбардировке. Семьи командиров успели эвакуировать на восток до того, как воинская часть, в которой служил лейтенант Саутин, вступила в бой. Так Мария Михайловна с дочкой снова очутилась в отчем доме.
Выходцы с Украины, все мужчины рода Лясоцких работали на людиновских заводах едва не с самого их основания. Семья была огромной. К моменту оккупации Людинова в доме по улице Войкова проживали: глава семьи Михаил Дмитриевич с женой Матреной Никитичной, дочери: Нина — пятнадцати лет, Лидия — тринадцати лет, Зоя — пяти лет, сыновья: Шура и семилетний Николай. Теперь к ним присоединилась и Мария с внучкой. Еще два сына, девятнадцатилетний Виктор и двадцатичетырехлетний Виктор, [14] находились в Красной Армии.
14
Виктор Лясоцкий погиб на фронте.
Наблюдательная по натуре, Мария быстро подметила что-то необычное в поведении своего среднего брата Шуры, его таинственные шушуканья с дружком — Лешей Шумавцовым. А однажды, перепутав телогрейки, обнаружила в кармане написанную от руки печатными буквами листовку, которая заканчивалась словами:
«СМЕРТЬ НЕМЕЦКИМ ОККУПАНТАМ!
Такие листовки Мария уже видела в городе наклеенными на заборах и даже столбах электросетей.
На обратной стороне листовки, обнаруженной ею в кармане братниной телогрейки, никаких следов клейстера не имелось. Марии все стало ясно, Эту листовку ее братец не отлепилс какого-нибудь забора, чтобы, скажем, показать друзьям. Он просто сам не успел ее наклеить.
Мария при первом же удобном случае начистоту поговорила с Шурой, отругала за допущенную оплошность — в случае задержания и обыска его ждали пытки в полиции и, скорее всего, гибель — и потребовала связать ее с руководителем подполья.
Лясоцкий рассказал о происшедшем Шумавцову, тот по уже действующему каналу связи сообщил об этом в отряд и получил согласие Золотухина на включение Марии Лясоцкой в свою группу.
А затем произошло прямо-таки невероятное совпадение: в людиновский отряд пришел пробивавшийся почти от границы к линии фронта лейтенант Владимир Саутин!
В разведывательной деятельности подполья Мария Михайловна Лясоцкая-Саутина, выбравшая
Как многие жены кадровых командиров Красной Армии, Мария разбиралась в военном деле на уровне бойца второго года действительной службы, т. е. намного больше всех своих новых товарищей по борьбе с оккупантами. К тому же она была по характеру решительна, находчива и сообразительна.
Подобно Марии Лясоцкой, вычислила своих старших сестер и Зина Хотеева. Именно она стала основной связной с отрядом со стороны городских разведчиков. Не такая яркая, как ее красавицы сестры, Зина обладала одним достоинством, обнаруженным случайно: стоило ей одеть на себя какую-нибудь кацавейку, повязать голову грубошерстным платком, обуться в залатанные боты или валенки, как она мгновенно превращалась в неприметную деревенскую девчонку или пацанку с городской окраины… В таком обличье она беспрепятственно проходила мимо немецких патрулей и местных полицаев. Если останавливали, объясняла, иногда подпустив слезу, что идет в деревню менять какое-нибудь тряпье на картошку или пшено. Летом объяснение могло быть иным, тоже вполне правдоподобным — скажем, для сбора грибов и ягод.
Зина не раз ходила не только на обусловленные места встречи с Афанасием Посылкиным и Петром Суровцевым, но и на саму партизанскую базу, в расположение отряда.
Первой информацией, переданной «Орлом» в отряд, стали сведения о дислокации в Людинове немецких частей, расположении штабов, оккупационных учреждений, некоторых складов, а также об установленном в городе режиме для жителей.
По скромности не сообщил — за что потом при личной встрече ему попало от Золотухина — о своей первой, предпринятой не по заданию, а самостоятельно, диверсии.
Поначалу Шумавцова одолевало непреходящее чувство острой опасности. Порой ему казалось, что у него на лбу написано — вот он, партизанский разведчик, хватайте! Потом это чувство притупилось и сменилось другим — непреодолимым желанием совершить нечто действенное, и сбор информации или расклеивание листовок никак не могли эту потребность удовлетворить.
Так он подошел к мысли о возможности, а потому необходимости совершить диверсию на локомобильном заводе, где работал, но пока скорее числился электромонтером.
Как уже известно читателю, основное оборудование завода было своевременно демонтировано и эвакуировано. Электростанция подорвана в последний день. Немцы, однако, не теряли надежды восстановить предприятие, наладить в нем какое-нибудь производство. А пока что приспособили один-единственный цех для ремонта военных повозок и изготовления… гробов и намогильных деревянных крестов.
Остальные громадные цеха пустовали. Однако недолго. Вскоре Алексей, имевший возможность как электромонтер шастать по всей заводской территории, заметил, что в один из цехов немцы завезли на грузовиках большое количество чем-то заполненных железных ребристых бочек. Он поговорил со своим соседом Михаилом Цурилиным, и тот сообщил, что в бочках этих — бензин и керосин. Михаил знал это совершенно точно, потому что его младший брат, шестнадцатилетний Шура, нашел в заводском заборе лаз и повадился через него незаметно проникать в этот цех, ставший складом горюче-смазочных материалов, за дефицитнейшим керосином. Алексей и Михаил решили вдвоем, что хорошо бы устроить немцам тут фейерверк, а проще говоря — склад спалить.