Не так страшен черт
Шрифт:
– Отпустите его, сержант, – услышал я негромкий голос подполковника Малинина.
Дернув за воротник, краснорожий сержант кинул меня на тот же самый табурет, с которого поднял минуту назад. За то время, что я созерцал стену, подполковник Малинин успел занять место за столом. Слева от него стояла невесть откуда появившаяся лампа с красным пластиковым абажуром.
– Ну, так что будем делать, господин Каштаков? – Взгляд у чекиста был как у регулировщика уличного движения, остановившего пешехода, пытавшегося перебежать проезжую часть на красный свет.
Наклонившись,
– Насколько я могу понять, с моим разрешением на владение огнестрельным оружием все в порядке? – осведомился я.
Подполковник Малинин улыбнулся снисходительной улыбкой Торквемады, провожающего на костер очередного еретика.
– Речь сейчас идет не о вашем разрешении, господин Каштаков, – он с укоризной покачал головой.
– А о чем же в таком случае? – изобразил недоумение я.
Чекист проигнорировал мой вопрос.
– Кто тебе так рожу разукрасил? – спросил он, в свою очередь, легко и непринужденно переходя без всякого предупреждения на «ты».
У меня создавалось впечатление, как будто мы играем в игру, в которой на нелепый вопрос противника нужно отвечать своим, еще более нелепым вопросом. Чтобы избавиться от этого ощущения, я решил ответить на последний вопрос чекиста.
– А не твое дело, – сказал я, проникновенно глядя в глаза подполковника Малинина.
И тут же получил удар кулаком по затылку от стоявшего за моей спиной сержанта.
– Вежливым, Каштаков, нужно оставаться при любых обстоятельствах, – менторским тоном заметил подполковник Малинин.
– Объясни это дебилу, который стоит у меня за спиной, – криво усмехнулся я.
Вопреки ожиданиям, нового удара не последовало. Должно быть, сержант имел приказание вправлять мне мозги только в тех случаях, когда я дерзил начальству. Или же он просто не понял, что речь идет о его персоне.
Подполковник Малинин медленно поставил локти на стол, зажал пальцы правой руки в кулак левой и так же не спеша возложил на получившуюся конструкцию свой вялый, невыразительный подбородок.
– Ну, так что будем делать, Каштаков?
Должно быть, ему игра в вопросы без ответов пока еще не наскучила.
Я молча пожал плечами. А что я мог ему ответить, если вообще не понимал, о чем идет речь?
– А ты все такой же, – с упреком заметил подполковник. – Упертый, как геморрой.
Меня всегда поражала удивительная образность языка, которым предпочитали объясняться люди в форме, будь то чекисты или просто военные. Характерно также то, что чем более высокий чин с тобой разговаривал, тем труднее было понять, что именно он имел в виду, используя ту или иную словесную конструкцию собственного изготовления. Если бы я был филологом, как Сергей, я бы, наверное, занялся составлением словаря, который помог бы обычным людям, не наделенным выдающимися лингвистическими способностями, относительно свободно общаться с иными представителями рода человеческого, для которых лоботомия была не опаснее клистира. Я бы так и назвал отдельные разделы этого справочного издания: «Словарный запас прапорщиков», «Лексикон младших офицеров», «Идиомы, используемые офицерами от майора до полковника» и, конечно же, «Генеральские эвфемизмы».
Но поскольку в настоящее время такого словаря не существовало, мне нужно было самому, до предела напрягая воображение, искать общий язык с сидевшим за столом напротив меня подполковником. Жестами я объясняться не мог, потому что скрывавшийся у меня за спиной бдительный, но, судя по всему, наделенный весьма ограниченным воображением сержант непременно воспринял бы это как проявление агрессивности. Следовательно, мне оставалось только порыться в собственном словарном запасе и попытаться отыскать там слова и выражения, знакомые моему собеседнику.
– Послушайте, господин подполковник, – обратился я к Малинину. – Нам будет куда проще общаться, если вы просто скажете, чего, собственно, от меня хотите.
– А сам ты, конечно же, этого не понимаешь? – язвительно усмехнулся чекист.
– Если бы я обладал хотя бы незначительной толикой вашего ума и проницательности, то никогда бы не стал частным детективом, который вместо очередных званий и поощрений от командования получает только зуботычины и удары по голове.
Малинин довольно улыбнулся. Удивительно, но чем более высокий пост занимает тот или иной человек, тем безотказнее действует на него банальная, прямолинейная лесть. Думаю, для того чтобы вызвать такую же самодовольную улыбку на лице стоявшего у меня за спиной сержанта, мне пришлось бы прибегнуть к куда более изощренной лжи.
– Чем ты сейчас занимаешься, Каштаков? – почти добродушно поинтересовался Малинин.
– Да разные бывают дела…
Пытаясь уйти от прямого ответа, я прекрасно понимал, что мне не удастся это сделать. И все же я как мог тянул время, предоставляя полковнику право первому открыть хотя бы часть из имевшихся у него на руках карт.
– Я спрашиваю, не чем ты занимаешься вообще, – пояснил Малинин, решивший, что я и в самом деле не понял, о чем идет речь, – а конкретно о том расследовании, которое ты ведешь сейчас.
Так, из моей конторы происходит утечка информации. Интересно знать, каким образом? Прослушивание самого офиса или телефонов я полностью исключал, поскольку был уверен в надежности защиты, которую сам же и установил. Следовательно, оставались только люди, которым было известно о том, что происходит в конторе. А их было не так уж и много…
– Ни одно из дел, которыми я сейчас занимаюсь, не представляет интереса для службы государственной безопасности, – сказал я, снова уходя от прямого ответа.
Подполковник горестно вздохнул, давая тем самым понять, насколько расстроил его мой необдуманный ответ.
– Мне следует расценивать это как отказ от сотрудничества? – спросил он.
– Ну что вы! – почти искренне возмутился я такой трактовкой моих слов. – Я бы на вашем месте отнесся к моему заявлению всего лишь как к робкой попытке наладить диалог, понятный обеим сторонам.
– Тебе все еще что-то непонятно? – удивился Малинин.
– Отчасти, – ответил я.
Подполковник задумчиво поскреб ногтями плохо выбритую щеку.