Не так страшен черт
Шрифт:
– Мы можем обо всем забыть, – негромко, так, чтобы Щепе приходилось напрягать внимание и слух, дабы уловить каждое произнесенное мною слово, пропустить которое он теперь боялся больше всего на свете, произнес я. – Но произойдет это только в том случае, если ты будешь относиться к нам с должным уважением и не отвечать дурацкими репликами на вопросы, которые задает тебе мой напарник. – Сказав это, я снова откинулся на спинку стула и прикрыл глаза стеклами очков. – Ты все понял?
– Да, да, да, – Щепа три раза быстро кивнул. Решив, что и этого недостаточно, он добавил: – Без проблем, – и глупо улыбнулся, оскалив неровный ряд больших желтых
– В таком случае ты отвечаешь коротко и ясно. Один неверный ответ и…
– Я все понял, – не дал мне закончить Щепа. – Спрашивайте – отвечаем.
– Какую задачу поставил перед тобой Красный Воробей?
– Разработка принципиально нового подхода к расшифровке «молчащего» участка инсулинового гена.
– Что под этим подразумевалось?
– Красный Воробей, похоже, и сам толком не знал, что именно хотел обнаружить в этом «молчащем» участке. В разговоре со мной он неоднократно повторял, что пустых, неиспользованных участков в геноме просто не может быть. И если существуют так называемые «молчащие» участки, то это означает вовсе не то, что они не несут в себе никакой информации, а только то, что пока мы еще не можем ее прочесть. Поскольку методы, которые использует для этого современная наука, не привели ни к каким результатам, нужно было использовать принципиально иные подходы. Я попробовал несколько вариантов и в конечном итоге остановился на методе дешифровки тайных посланий, использованном британской военной разведкой во время Второй мировой войны. Принцип этого метода заключался в том, что вначале производилась сортировка знаков по частоте их встречаемости в тексте с последующим соотнесением их с буквами латинского алфавита. По сути, я запустил в своем сознании одну из шифровальных машинок того времени, предварительно внеся в ее схему ряд изменений. Например, мне пришло в голову использовать…
– Технические подробности нас не интересуют, – перебил я Щепу. – Что получилось в результате?
– Как известно, ДНК строится на принципе комплиментарности всего четырех нуклеотидов: аденин, гуанин, цитозин и тимин. Если рассматривать как отдельные символы пары оснований, стоящие рядом в одной цепочке ДНК, то мы имеем уже не четыре, а шестнадцать знаков. Используя же комбинации из трех оснований, мы получаем уже шестьдесят четыре знака – более чем достаточно для любого алфавита. Впрочем, часть символов может играть роль знаков препинания и пробелов между словами. Исходя из этих соображений, я запустил дэд-программу по расшифровке послания, каждой буквой в котором является сочетание трех нуклеотидов, расположенных последовательно в цепочке ДНК «молчащего» участка инсулинового гена. И, как и следовало ожидать, – при этих словах Щепа не смог удержаться от мимолетной гордой улыбки, – заказчик остался доволен полученным результатом.
– Что получилось в результате расшифровки? – опередил меня с вопросом Гамигин.
Вообще-то, я хотел спросить у программиста то же самое, только несколько иначе сформулировав вопрос. Гамигину же, в отличие от меня, не удалось скрыть того огромного интереса, который он проявлял к данной проблеме. Хотя, казалось бы, с чего вдруг? Ведь это моя судьба, а может быть, и сама жизнь зависела от того, успею ли я опередить в своих поисках НКГБ и того же Симона, который, уверен, также не сидел без дела. Для черта же это расследование являлось всего лишь чем-то вроде практического занятия.
По счастью, то ли из-за грохочущей музыки, то ли по причине крайнего волнения Щепа не обратил внимания на возбуждение в голосе Гамигина и воспринял его вопрос точно так же, как если бы его задал я.
– Я прошу вас меня извинить. – Чтобы убедить нас в своей искренности, программист даже приложил ладонь к груди. – Но я действительно всегда делаю распечатку полученных результатов только в присутствии заказчика и никогда в нее не заглядываю. Таковы уж мои принципы. Как говорится, чем меньше знаешь, тем спокойнее спишь.
– В этом я готов с тобой поспорить, – зловеще усмехнулся я. – Мне нужна вся информация о Красном Воробье и о программе, которую ты для него составил, и я вытрясу ее из тебя, даже если для этого мне придется ракроить тебе череп и вставить контактный штекер прямо в твои проспиртованные мозги.
Похоже, Щепа воспринял мои слова всерьез. Побледнев, как простыня в рекламе стирального порошка, он быстро, подобно змее, провел кончиком языка по губам. Волосатик снова схватился за стакан, желая промочить горло, и с ужасом обнаружил, что он пуст.
– Но, клянусь вам…
– Заткнись, – я даже не стал слушать, что он собирался сказать. – Мне нужны не твои клятвы, а информация.
– Я сказал все, что знал!
Я посмотрел на Щепу, недоверчиво прищурившись, забыв, что из-за солнцезащитных очков ему было не видно моих глаз.
– Сдается мне, что Красный Воробей сказал тебе что-то, прежде чем вы расстались.
– Да, да! – Щепа в полнейшем отчаянии уронил голову на грудь. – Он сказал, что это бомба, которая может взорвать весь мир…
– Мы это уже слышали, – заметил я.
Но Щепа как будто даже и не заметил моих слов.
– …потому что, – продолжил он, – в «молчащем» участке инсулинового гена человека оказался записан копирайт создателя.
– Что?! – в один голос воскликнули мы с Гамигином.
Щепа поднял голову и по очереди посмотрел на каждого из нас взглядом, полным неизбывной тоски, как у коровы, которую заботливый хозяин привел на бойню.
– Я знал, что вы мне не поверите, – тихо и удивительно спокойно произнес он. – Но так оно и есть – тот, кто создал геном человека, сделал в нем соответствующую отметку, чтобы обеспечить защиту своих авторских прав на данное творение.
– Ты говоришь о боге? – недоумевающе спросил я.
Щепа покачал головой:
– Кто был этот создатель, известно только одному Красному Воробью.
– Если, конечно, он ни с кем еще не поделился тем, что ему стало известно, – заметил задумчиво Гамигин.
– Я полагаю, что если бы Красный Воробей решил обнародовать свое открытие, – усмехнулся Щепа, – то сейчас все только бы о нем и говорили.
– Верно, – впервые за все время разговора я согласился с дэд-программистом. – А ведь информация, которой обладает Красный Воробей, должно быть, стоит немалых денег.
Мы с Гамигином посмотрели друг на друга, и каждый понял, о чем думал другой.
– Однако сделка не состоялась, – озвучил наши мысли Гамигин.
– Ты все еще хочешь получить эти деньги? – спросил я у Щепы, указав на лежавшие на столе двести шеолов.
– Все зависит от того, что мне нужно будет для этого сделать, – с не свойственной для него осмотрительностью ответил дэд-программист.
– Ты заберешь эти деньги прямо сейчас, и я добавлю к ним еще столько же, если тебе удастся восстановить дэд-программу, которую ты составил для Красного Воробья.