Не тихий Тихий океан
Шрифт:
Вглядывались в берега, несмотря на яркую, броскую красоту, не выглядевшие приветливыми. Сначала казалось, что даже шлюпкам здесь пристать некуда, сплошные камни в клочьях пены. Но потом удалось разглядеть зажатые меж ними полоски песка, а за транспортами – даже ряды аккуратных домиков, от которых шла дорога, упиравшаяся во вполне приличную пристань. Она, правда, оказалась совсем небольшая. Ошвартоваться к ней смогли бы только буксиры, и то с опаской.
От нее и от пляжа, приткнувшегося меж скал напротив, уже спешили катера, пыхтя машинами. С них радостно частили фонарями и мельтешили флажными семафорами, нарезая места стоянки. Со всех сторон робко потянулись лодки местных рыбаков и торговцев, благоговейно пришибленных таким нашествием. Приближаться они не спешили, наблюдая
Места для всех в Порт-Ллойде, естественно, не хватило, поэтому часть судов снабжения размещалась севернее него в бухте Такиноура и в западной части пролива Анджимасето между островами Аниджима и Тидзима, на небольшом рейде, ограниченном с запада островком Нишима и его рифами. Поскольку эта стоянка также имела разведанные и обвехованные выходы в восточном, северо-западном и южном направлениях, именно там встали крейсера «Светлана» и «Богатырь», составившие дежурный отряд перехватчиков.
Только далеко после полудня разместили всех. Корабли и транспорты замирали на своих местах, оглашая округу усталыми вздохами стравливаемого пара, которого оказалось в избытке после долгих острожных маневров на малом ходу, а потом и остановки машин. Пассажиры и свободные от вахт все это время толпились на палубах. Был среди них и добровольный штатный фотограф-хронограф флота, как теперь стали величать Федора Ивановича Подзорова.
Почувствовав сначала прекращение качки, а потом услышав и грохот отпущенной цепи, проводившей якорь до дна, он выбрался из своей каюты на воздух. А там, едва окинув взором окрестности, забыл о мучившей его слабости, еще оставшейся после болезни, и принялся собираться в турне.
Джек Лондон, уже бывавший в этих краях ранее [30] , вызвался его сопровождать. Хотели взять катер, но они, все до единого, уже оказались заняты, устремившись со всего каравана к пристани, как пчелы к летку своего улья. Довольно просторный причал, футов в триста длиной, почти сразу оказался ими облеплен настолько, что к нему с трудом смогли протиснуться для швартовки буксиры. Пришлось нанимать лодку у местных.
30
Будучи еще совсем молодым человеком, даже, можно сказать, юным, Джек уже бывал на Бонине, о чем в 1895 году написал рассказ «Острова Бонин».
Следующая неделя оказалась для русско-американского дуэта весьма плодотворной. Несмотря на протесты врачей, еще опасавшихся за неокрепшее здоровье Федора Ивановича, он вместе с Джеком и выделенными им двумя дюжими молодцами из грузчиков с самого рассвета ловил в кадр встававшие вертикально из воды высокие горы, меж которыми мог затеряться крохотный кристально чистый коралловый пляж, по крупинке натасканный тысячелетним прибоем. Или аккуратно возделанные поля с капустой, бататом и другими плодами человеческой деятельности, скрывающиеся за полосой джунглей. Ровные ряды деревенских домишек с храмами, сразу за которыми могла начинаться жуткая пропасть, притаившаяся в буйстве зелени. На этом острове, как выяснилось, не было ни одного пустого места. Всюду либо что-то росло либо высилось неприступной глыбой, с самой вершины которой спадал вниз ручей, порою даже не долетавший до дна, разбиваемый в водную пыль порывами ветра с океана, сумевшего протиснуться через лабиринты ущелий и паутину тропического леса.
Прекрасные снимки дополнялись красочным описанием и аккуратно упаковывались для последующей отправки в издательство, когда появится такая возможность. Причем все это делалось в двух экземплярах: для Лондона на английском, а для Подзорова на русском языке в переводе собратьев по цеху. Довольны были оба компаньона.
К приходу главных сил на противоположном от селения берегу уже был разбит полевой лагерь, куда сразу начали свозить пехоту, измотанную четырехдневным океанским переходом. От тропического солнца его укрыли под кронами деревьев. Однако до них нужно было футов сто топать по песку, что многим далось довольно тяжело. Но и на этом препятствия не кончались. Там, где обрывался песок, сразу начинались горные склоны, на которых и росла буйная непроходимая растительность. В ней прорубили просеки и неширокие поляны, на которых в виде нескольких террас соорудили легкие навесы для казарм и кухонь. Растительность вырубали не полностью, лишь прорежая заросли, освобождая проходы и площадки для строительства. Дававшую тень листву над головами сохраняли. Без этого было не выжить.
Но для вновь прибывших «туристов-милитаристов» даже расчищенные зеленые коридоры оказались слишком крутыми. Некоторых бедолаг настолько укачало, что ноги казались ватными и не держали. Тут уж без помощи освоившихся «первопоселенцев», успевших отдышаться и обжиться, мало кто обошелся.
Хотя на переходе, когда кончился шторм, погода установилась довольно хорошая, тяжелая океанская зыбь, кренившая большие пароходы до восьми-десяти градусов, усугубила почти повальную морскую болезнь, «окопавшуюся» в трюмах и на занятых войсками палубах еще в первый день плавания. А к моменту достижения конечной точки маршрута качка всерьез изводила уже всех пассажиров, с крайне редкими исключениями. Теперь за время необходимого ремонта и бункеровки войскам предстояло прийти в себя.
Едва «Урал», перед последним рывком заселенный съехавшимися старшими командирами и назначенный на роль штабного корабля, зацепился якорем за дно, на него прибыл капитан второго ранга Пономарев с докладом. Все было штатно. Никаких поводов для беспокойства. Местное население, хоть и довольно многочисленно, настроено не враждебно. Сообщения с метрополией нет.
Свой выбор в пользу именно этого острова он объяснил удобством и изученностью обширной гавани, что отличало его от Хахадзимы, а особенно от Иодзимы, вообще гаваней не имевшего. А в сравнении с последним, чье название означает в переводе с японского «серный остров», плодородная Титидзима просто рай земной.
Капитан Баканов, командир транспорта «Корея», проводившего разведку островов, отмечал тяжелый сыпучий вулканический песок, из которого состоят прибрежные пляжи Иодзимы, и удушливый, горячий серный запах, идущий из пещер и из любой выкопанной ямы. Пехоте, чуть сомлевшей в трюмах от жары и качки на переходе, при осмотре острова пришлось очень тяжко. Толком отдышались солдатики, только вернувшись на палубу. При этом были вынуждены взять в плен почти сотню японских рудокопов, работавших там семьями, утопив в море их старые гнилые шхуны.
Поскольку до сих пор не имели никаких известий от Дубасова, «Терек» сразу отправили на юг, на поиски третьей эскадры. Начинали подозревать, что тот мог не получить сообщения об окончательно выбранном месте сбора и теперь с максимальной осторожностью осматривает все острова в архипелаге по порядку, потому и задерживается.
На крейсере, для упрощения и ускорения выполнения задачи, решили поднять шар. Однако возникла заминка. Как выяснилось, воздухоплавательное отделение оказалось не готово к работе. Газ, израсходованный из баллонов при так и не состоявшемся авральном старте у пролива Екатерины и последующих учебных наполнениях оболочки, еще не восполнили. А без этого запустить привязную «колбасу» в предписанные нормативами двадцать минут было невозможно. Даже при полном израсходовании всего остатка водорода из хранилища требовалось еще не менее трех часов непрерывной работы электролизера.
Командир крейсера капитан второго ранга Артшвагер вызвал на мостик начальника аэронавтов прапорщика Гасабова для разъяснений. Выяснилось, что тот пьян, уже начал отмечать завершение океанского перехода. Такая поспешность привела командира в ярость. Он приказал готовить змея, на котором поднять проштрафившегося офицера для осмотра горизонта. Там на воздухе быстро протрезвеет. Но оказалось, что ни один из трех змеев, принятых на борт еще во Владивостоке, даже не был распакован, соответственно, на вооружении не состоял. Из-за этого прапорщик пошел уже под арест, а старший офицер отправился на корму драконить его подчиненных, расслабившихся раньше времени.