Не только демоны умеют любить
Шрифт:
Столько годных воинов.
Столько спящих магов.
Столько ведьм, которых он усыпил бы обратно, он были не нужны, но всегда мешались.
Но демонов больше нет. Он один, и он старший, хоть и слишком молод.
Но это хорошо.
Молодость дает больше места для силы, а много силы — легче ритуал.
7
Хорошо, когда в человеке рождается душа воина, а тело его открывает глаза на лиловых вересковых пустошах веке этак в десятом. Можно взять в руки меч и прожить славную короткую жизнь, наполненную подвигами, победами и смыслом.
И на пять веков позже тоже неплохо
Чем дальше, тем сложнее родиться воином. Все чаще попадаются семьи торговцев и ремесленников, ученых и крестьян, работников фабрик и машинистов поездов, менеджеров по закупкам и копирайтеров.
И однажды душа воина появляется в теле девочки, рожденной в обычной семье учительницы и инженера. Да еще и ведьмы. Так получилось. Причем ведьмой в семье учительницы и инженера быть тоже нелегко. Ведьму еще надо пробудить, а спящая суть навевает кошмары. А воина надо бы усмирить, иначе эта пацанка влезет во все неприятности, что сумеет найти.
Родители не знали, что у них получилось, лишь бабущка что-то чуяла.
Тяжело быть воином и ведьмой, но учиться на химическом. Ведьма принюхивается к реактивам, чует свою волю, но засыпает, заскучав от формул. Воин хочет пить и драться, и это очень мешает на сессии. Особенно, если ты девочка.
Даша закончила институт только потому, что воин с ведьмой соединились, когда она влюбилась в декана своего факультета. Против прямых атак воина он был еще устоял, но обернутые в ведьминские чары, они сделались неотразимыми. От декана у Даши осталась дочь, диплом и исполосованные шрамами руки — пятикурсница ему оказалась старовата.
Дочь живет у Дашиной мамы в деревне, диплом повешен в туалете, а шрамы забиты новыми шрамами, а поверх — татуировками.
Ведьма Даше по жизни не мешает. Ее страсть к духам и настойкам дает ей глоток воздуха — и она спит дальше. А вот с воином тяжелее. И каждый раз, когда душу тянет в битву, Даша уходит в запой.
Ее загулы на неделю-две-три — как сражения, с которых она все чаще возвращается израненная и едва живая. Но не может не сражаться.
Если бы не демон, Даша, ведьма-воин, не дожила бы и до сорока.
Coda
Демон мог читать в сердцах тех, кто был на самом краю города, так же легко, как тех, кто стоял прямо за стеной маленькой комнаты, где он оказался заключен.
И то, и другое требовало одинаковых сил, но одиночество вдруг сделало демона старше и разумнее.
Зачем тянуться далеко, если есть прямо тут.
Зачем ждать часы, пока нужный ему человек доберется к нему, если можно позвать — и через пять минут он на месте.
Но сначала демон собрал тех, кто станет его маяками, глазами, ушами и руками, когда он их отпустит.
В крохотной комнате стало невыносимо тесно, но демону требовалось дотронуться до каждого, чтобы погрузить часть себя в них.
8
— Конечно, он мертв.
После больницы у Даши появился странный взгляд. Будто она смотрит внутрь тебя, ищет что-то, не находит и от того начинает обращаться немного свысока. Яра ее не узнавала. Она уже неделю писала
Пятиэтажная хрущевка, зассанный кошками подъезд, обитая коричневым дермантином дверь, которую лет двадцать назад порезали какие-то хулиганы и теперь грязная вата вываливалась из ран. Раньше это был пример классического «бабушатника», как их называют модные и молодежные столичные съемщики. Внутри еще хуже — советская «стенка» с обязательным набором хрусталя, особенно те два сапожка-рюмки. Даша запрещала из них пить. Ковер на стене, ковер на полу — оба с густым восточным узором, разным. Один потемнее, поблагороднее, можно даже подумать, что и правда турецкий, другой — явная совпромышленная поделка: яркие цвета, примитивные узоры и синтетика. Телевизор на тумбочке. Застекленные полки со знакомым каждому, родившемуся в СССР набором книг: Дюма, Шолохов, сказки народов мира. Трехстворчатый гардероб, высокая кровать с пружинным матрацем и сверху — полосатым. Гобелены из соломки, глазастые бра, табуретки с подушечками, клеенка с цветами, раздвижной стол. Постельное белье в зеленоватый бледный цветочек. Полосатые плетеные дорожки в коридоре. Тюль с лебедями. Массивные кресла — неумелая попытка советского промышленного производства скопировать хорошие вещи. Отрывной календарь за девяносто седьмой год. Обои, рисунок которых знаком каждому третьему, рожденному до 90-х. Линолеум, загибающийся на стыках. Паркет — издевательство над этим словом — скрипящий на каждый шаг по-новому. Крашеные белой краской двери с толстыми потеками.
Яру тошнило от этого всего. Даша так и жила в этой квартире после смерти бабушки и ничего в ней не переделывала. Раньше запрещала ее мать, потом не считала нужным. В запоях ей было не до того, а в трезвом состоянии ее этот музей застоя даже как-то забавлял. К тому же она редко поднимала голову от старенького ноутбука, работая как проклятая, чтобы отвоевать обратно просранную за время запоев репутацию. И заработать деньги на следующий период безработной жизни после того, как репутацию отвоевать все-таки не получится.
Но сегодня все было иначе. Яра даже как-то сразу не сообразила, поначалу шокированная каким-то новым видом Даши. Но потом хозяйка и ее тяжелый взгляд ушли на кухню ставить чайник, и Яра огляделась.
Стопки газет в коридоре от пола до потолка, которые стояли там с самого рождения Даши, куда-то делись, вместо них были свалены ветки деревьев. Облупленная штукатурка как-то разом облупилась до конца, и из-под нее стало видно цемент. Это не сделало вид хуже, даже как-то наоборот. Яра осторожно прошла на кухню и удивилась еще больше. Больше не было никакой скатерти, никаких крашеных дверей, ржавчины в раковине. Двери были ободраны до дерева, раковина вычищена, на деревянном столе стояли хрустальные рюмки, вазочки и салатницы, и в них были налиты разноцветные жидкости.
Старый чайник со свистком пыхтел на вымытой плите, а Даша, такая же непривычно строгая, стояла в задумчивости над столом с пипеткой в руке. Она потихоньку добавляла что-то красное из рюмки-сапожка в прозрачную жидкость, налитую в гигантскую салатницу и пристально всматривалась в нее после каждой капли. Жидкость никак не реагировала.
— Садись, — Даша не повернулась. — Сейчас закончу и попьем чаю.
— Может… — Яра достала из рюкзака бутылку вина. Водку она не решилась купить, но подумала, что с вина неплохо начать, а там у хозяйки найдется, чем догнаться.