Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла (Антология викторианской детективной новеллы).
Шрифт:
— Что, например? — спросил профессор.
Доктор Рэнсом задумался и некоторое время молча курил.
— Ну, скажем, тюремные стены, — наконец ответил он. — Никто не может освободиться из тюрьмы силой мысли. Будь это возможно, на свете не было бы заключенных.
— Но человек с помощью ума и изобретательности может сбежать из тюрьмы, а это одно и то же, — парировал ММ.
Доктор Рэнсом был слегка удивлен.
— Представим себе, — сказал он, помолчав минуту, — камеру, где содержат приговоренных к смертной казни, —
— Бесспорно! — отвечал ММ.
— Ну хорошо, — сказал мистер Филдинг, присоединяясь к беседе. —
Положим, вы могли бы разрушить стены с помощью взрывчатки. Но если вы заперты там, внутри, откуда вам ее достать?
— Ничего этого и не нужно. Если бы меня содержали совершенно так же, как и прочих приговоренных к смерти, я смог бы бежать.
— Нет, разве что войдете в камеру со всем, что нужно для побега, — возразил доктор Рэнсом.
ММ был явно раздражен, и взгляд его прозрачно-голубых глаз сделался колючим.
— Заприте меня в любую камеру, в любую тюрьму, где угодно и когда угодно, оставив только самое необходимое, — и я выйду оттуда через неделю, — решительно заявил он.
Доктор Рэнсом, заинтересованный, выпрямился в кресле. Мистер Филдинг закурил очередную сигару.
— Вы хотите сказать, что действительно смогли бы освободиться силой мысли? — с любопытством спросил доктор Рэнсом.
— Я смог бы бежать, — последовал ответ.
— Вы серьезно?
— Абсолютно серьезно.
Доктор Рэнсом и мистер Филдинг надолго замолчали.
— А согласитесь ли вы доказать это? — спросил наконец мистер Филдинг.
— Непременно! — ответил профессор Ван Дузен не без иронии в голосе. — Мне приходилось совершать куда более абсурдные поступки, чтобы доказать куда менее важные истины.
Это было сказано язвительным тоном, скрытое раздражение нарастало с обеих сторон. Конечно, затевалось безумство, но профессор Ван Дузен подтвердил, что готов подвергнуться испытанию, и решение было принято.
— Мы начнем прямо сейчас, — заявил доктор Рэнсом.
— Я бы предпочел, чтобы мы начали завтра, — возразил ММ, — потому что…
— Нет, сейчас, — решительно прервал его мистер Филдинг. — Вас арестовывают — фигурально, разумеется, — без предупреждения заключают в камеру, лишив всякой возможности общаться с внешним миром, и обращаются с вами как с любым другим преступником, приговоренным к смертной казни. Вы готовы?
— Ну что ж, значит, сейчас, — произнес ММ и встал.
— Скажем, камера смертников в Чизхолмской тюрьме.
— Камера смертников в Чизхолме.
— И что на вас будет надето?
— Только самое необходимое, — сказал ММ, — ботинки, носки, брюки и рубашка.
— Вы, конечно, позволите себя обыскать?
— Со мной должны обращаться в точности так же, как с другими заключенными, — ответил профессор.
Оставалось еще решить предварительно несколько вопросов, чтобы получить разрешение на опыт, но трое ученых были людьми влиятельными, так что все было вскоре улажено по телефону. Однако тюремное начальство пребывало в печальной растерянности: профессор Ван Дузен был самым почетным гостем, которого им когда-либо приходилось принимать под своей крышей.
Облачившись в ту одежду, которую ему предстояло носить во время своего заключения, ММ вызвал маленькую старушку, служившую ему экономкой, кухаркой и горничной в одном лице.
— Марта, — сказал он, — сейчас девять часов двадцать семь минут, и я ухожу. Ровно через неделю, в полдесятого, вот эти джентльмены и еще один или, может быть, двое будут ужинать здесь со мной. Не забудьте, что доктор Рэнсом — большой поклонник артишоков.
Три джентльмена подъехали к Чиз-холму, где их уже ожидал тюремный начальник, предупрежденный обо всем по телефону. Он понял лишь, что прославленный профессор Ван Дузен должен находиться под его надзором как заключенный в течение недели (если удастся), что он не совершал преступления, но что с ним должно обращаться так же, как с остальными арестантами.
— Обыщите его, — приказал доктор Рэнсом.
Профессора обыскали. При нем не нашли ничего; карманы брюк были пусты, белая накрахмаленная рубашка была вообще без карманов. Ботинки и носки были сняты, осмотрены и вновь возвращены владельцу. Наблюдая всю эту процедуру строгого обыска и видя слабое, по-детски тщедушное тело знаменитого ученого, доктор Рэнсом почти пожалел о том, что участвует в этой затее.
— Вы уверены, что хотите этого? — спросил он ММ.
— А если я откажусь, поверите ли вы, что разум может все? — задал встречный вопрос профессор.
— Нет.
— Прекрасно. Я докажу вам это.
Тон, каким были сказаны эти слова, уничтожил всякое сочувствие в душе доктора Рэнсома. Уязвленный, он решил до конца досмотреть эксперимент, который мог обернуться чувствительным ударом по самолюбию профессора.
— Вы уверены, что возможность общения с внешним миром будет для него исключена? — спросил доктор Рэнсом начальника тюрьмы.
— Совершенно уверен, — ответил тот. — Ему не будет позволено иметь при себе письменных принадлежностей.
— А ваши надзиратели?..
— Через них он не сможет передать ни слова, — заявил начальник. — Можете не сомневаться. Они обо всем донесут мне. Все, что заключенный даст им в руки, тоже попадет ко мне.
— Этого вполне достаточно, — сказал мистер Филдинг, проявлявший живой интерес к происходящему.
— Вы, конечно, понимаете, — обратился доктор Рэнсом к начальнику тюрьмы, — что если он попросит выпустить его, вы обязаны это сделать?