Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла (Антология викторианской детективной новеллы).

Фримен Ричард Остин

Итак, происхождение клочка ткани понятно, но чем заключенный пользовался, чтобы писать? Начальник знал: ни пера, ни чернил у него быть не могло, да и не похоже было, что надпись сделана пером и чернилами. Тогда чем же? Начальник решил сам заняться расследованием. ММ был его заключенным, а он, как начальник тюрьмы, обязан охранять своих заключенных, и если кто-то из них пытается сбежать, посылая шифрованные записки на волю, он должен пресечь это, кем бы ни был его арестант.

Начальник подошел к тринадцатой

камере и застал ММ стоящим на четвереньках на полу. Он был занят ловлей крыс и ничем более предосудительным. Услышав шаги начальника, ММ быстро обернулся к нему.

— Это отвратительно! — возмущенно сказал он. — Эти крысы… Их тут тьма!

— Все остальные почему-то не возмущались, — заметил начальник. — Вот вам новая рубашка, дайте мне вашу.

— Зачем? — быстро спросил ММ. Его голос звучал неестественно, и вы глядел он явно смущенным.

— Вы пытались связаться с док тором Рэнсомом, — сурово сказал начальник, — но вы у меня под надзором, и мой долг — положить всему этому конец.

ММ помолчал немного.

— Ну что ж, — произнес он наконец, — выполняйте ваш долг.

Начальник усмехнулся. Заключенный встал с пола, снял белую рубашку и вместо нее надел полосатую тюремную робу, принесенную начальником. Тот со строгим видом взял рубашку и приложил кусочек ткани с зашифрованной надписью к оборванному месту на ней. ММ с любопытством наблюдал за ним.

— Это вам принес часовой? — спросил он.

— Конечно, — торжествуя, ответил начальник. — И это означает, что ваша первая попытка бежать не удалась.

ММ видел, как доволен начальник, убедившись, что пресловутый лоскуток в самом деле оторван от белой рубашки.

— Чем вы это писали? — строго спросил начальник.

— Мне кажется, установить это — ваша обязанность! — раздраженно ответил ММ.

Начальник рассердился было, но взял себя в руки. Тщательно обыскав камеру и самого заключенного, он не нашел абсолютно ничего такого — даже спички или зубочистки, — что могло бы служить пером. Такой же тайной окутано было вещество, которое использовалось вместо чернил. Начальник покинул тринадцатую камеру в сильном раздражении, забрав, однако, с собой трофей — изорванную рубашку.

«Ну что ж, записки на ткани не помогут ему выбраться на волю, это ясно», — сказал он себе, несколько успокоившись. Начальник спрятал в стол обрывок рубашки и решил ждать развития событий. «Если этот человек выберется из тринадцатой камеры, то я — черт побери! — я уйду в отставку».

На третий день своего заключения ММ открыто попытался подкупить охрану. Надзиратель принес ему обед и стоял, наклонясь, в ожидании у решетчатой двери, когда ММ заговорил с ним.

— Канализационные трубы ведут отсюда к реке, не так ли? — спросил он.

— Да, — отвечал надзиратель.

— Наверное, они очень узкие?

— Слишком узкие, чтобы вылезти через них

наружу, если вы об этом, — усмехнулся надзиратель.

Молчание продолжалось, пока ММ не закончил есть. Потом он спросил:

— Вы ведь знаете, что я не преступник?

— Знаю.

— И что я имею полное право выйти на свободу, если попрошу об этом?

— Да.

— Что ж, я оказался здесь, считая, что сумею совершить побег, — сказал заключенный. Его сощуренные глазки испытующе глянули в лицо надзирателю. — Согласитесь ли вы принять финансовое вознаграждение, если поможете мне бежать?

Надзиратель, который оказался честным малым, поглядел на слабое, тщедушное тело профессора, на его огромную голову с шапкой желтых волос и почувствовал что-то вроде жалости.

— Я так думаю, тюрьмы вроде этой строились не для того, чтобы такие, как вы, могли из них бежать, — ответил он наконец.

— Но хотя бы узнайте, что я вам предлагаю в обмен на вашу помощь! — настаивал заключенный, почти умоляя.

— Нет, — коротко ответил надзиратель.

— Пятьсот долларов! — не отставал заключенный. — Я же не преступник.

— Нет, — повторил надзиратель.

— Тысяча!

— Нет, — снова ответил надзиратель и поспешил уйти, чтобы избежать дальнейшего искушения. Уходя, он обернулся: — Даже если бы вы дали мне десять тысяч долларов, я не смог бы вас освободить. Для этого вам нужно пройти через семь дверей, а у меня ключи всего от двух.

Все это он пересказал начальнику тюрьмы.

— План номер два провалился, — усмехнулся тот. — Сначала шифр, потом подкуп.

В шесть вечера, когда надзиратель снова подходил к тринадцатой камере, неся пищу для ММ, он вдруг остановился, привлеченный резким звуком. Несомненно, это был скрежет железа о железо. Как только он приблизился к двери, звук прекратился; тогда надзиратель, находившийся вне поля зрения заключенного, искусно воспроизвел звук шагов, словно бы удаляющихся от тринадцатой камеры. При этом он оставался на том же месте.

Через минуту размеренный звук возобновился, и надзиратель, бесшумно подкравшись на цыпочках к двери, заглянул сквозь решетку. ММ, стоя на кровати, трудился над прутьями узкого окошка. Судя по движениям его руки — вперед-назад — в ней был напильник.

Так же бесшумно надзиратель прокрался обратно, вызвал начальника, и вместе они на цыпочках вернулись к тринадцатой камере. Резкий звук все еще доносился оттуда. Начальник, прислушавшись для верности, внезапно возник в дверях.

— Ну? — произнес он, улыбаясь. ММ оглянулся, все так же стоя на кровати, и быстро соскочил на пол, отчаянно пытаясь что-то спрятать. Начальник вошел в камеру, протягивая руку:

— Отдайте!

— Нет! — резко ответил ММ.

— Ну же, отдавайте, — настаивал тот. — Я не хотел бы снова вас обыскивать.