Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла (Антология викторианской детективной новеллы).
Шрифт:
— Да. Я Бребнер из Отдела искусства Передней Азии. У нас тут страшный переполох. Мы только что узнали, что некто сумел пробраться во Второй внутренний Греческий зал и похитить содержимое нескольких витрин. Все ломают головы, как это ему удалось.
— Что пропало? — спросил Каррадос.
— На данный момент с уверенностью можно сказать, что украдено шесть ящиков с греческими монетами, от тысячи до тысячи двадцати, по приблизительным подсчетам.
— Ценные?
В трубке послышался отрывистый смешок, исполненный горечи.
— О да! Похоже, негодяй хорошо знал свое дело.
Каррадос зарычал. Его пальцы наизусть помнили каждую монету.
— Скажите, что вы предприняли? — потребовал он.
— Мистер Бриквилл уже побывал в Скотленд-Ярде, и там ему посоветовали пока не поднимать шума. Мы бы очень не хотели, чтоб слухи о происшедшем вышли за пределы музея. Думаю, вы понимаете.
— Насчет меня можете не беспокоиться.
— Вот почему мне было поручено переговорить с вами лично. Мы уже оповестили всех крупных торговцев монетами и коллекционеров, которым преступники могут предложить монеты, если полагают, что мы еще не обнаружили пропажу. Судя по выбору монет, работали профессионалы, и мы не думаем, что они сдадут добычу в ломбард или торговцам ценными металлами: риск невелик, поэтому нам и не хочется заявлять о пропаже во всеуслышание.
— Да, наверное, так и следует поступить, — согласился Каррадос. — Есть ли у мистера Бриквилла просьба ко мне лично?
— Да, сэр: если вам предложат купить подозрительные греческие монеты или вы что-то услышите о них, не могли бы вы присмотреться… я имею в виду, вдруг это наши монеты. И если вы их узнаете, сразу же свяжитесь с нами и со Скотленд-Ярдом.
— Конечно, — ответил слепой. — Скажите мистеру Бриквиллу, что если я нападу на след, тут же дам знать. Передайте мои соболезнования и скажите, что я переживаю эту потерю как личную… Кажется, мы раньше не встречались, мистер Бребнер?
— Нет, сэр, — робко произнес голос, — но я счел бы за честь… Возможно, благодаря этому прискорбному обстоятельству наше знакомство наконец состоится.
— Вы очень добры, — отозвался Каррадос. — Я к вашим услугам… Должен признаться, что монеты — моя слабость, и я провел множество часов наедине с вашей восхитительной коллекцией. Вот почему это дело стало для меня личным. Всего доброго.
Пропажа монет серьезно обеспокоила Каррадоса, хотя он и утешал себя мыслью, что в конечном итоге скиталицам суждено вернуться обратно в музей. То, что за возврат сокровища могут потребовать выкуп в несколько тысяч фунтов, в сложившейся ситуации ему казалось наименьшим злом. Он буквально содрогался от ужаса, воображая, как добыча грабителей, под давлением обстоятельств или просто по незнанию, отправляется прямиком в плавильный котел. От этой навязчивой мысли у слепого энтузиаста совершенно пропал аппетит. Он ожидал инспектора Бидла, который был озабочен расследованием своего дела, но из головы никак не шло то, что сказал ему Бребнер. Каррадоса угнетала малейшая вероятность того, что монеты могут уничтожить, поэтому он рассеянно слушал Грейторига, который как раз беседовал с ним, когда вошел Паркинсон. Ужин закончился, но Каррадос задержался дольше обычного, в полном молчании
— Какая-то леди желает видеть вас, сэр. Она сказала, что имя ее вам вряд ли знакомо, но ее дело вас заинтересует.
Довольно необычная форма сообщения привлекла внимание обоих мужчин.
— Скажите, Паркинсон, ведь вы с ней не знакомы, верно? — поинтересовался хозяин. На секунду безупречно вышколенный Паркинсон, казалось, лишился языка, а затем высказался в своей самой напыщенной манере:
— С прискорбием вынужден сообщить, что до сих пор был лишен такой чести.
— Позвольте, лучше я займусь ею, сэр, — произнес Грейториг несколько самоуверенно. — Это, наверное, собирательница пожертвований.
Каррадос улыбнулся и покачал головой. Затем повернулся к слуге:
— Я буду в кабинете, Паркинсон. Через три минуты приведите ее туда. А вы, Грейториг, останьтесь и выкурите еще сигаретку. К этому времени она либо уже уйдет, либо и вправду заинтересует меня.
По прошествии трех минут Паркинсон отворил дверь в кабинет.
— К вам леди, сэр, — объявил он. Если бы Каррадос был зрячим, он увидел бы молодую женщину, чрезвычайно просто, почти безвкусно одетую, пышнотелую и полногрудую. На ней была тонкая вуаль, которая, однако, не могла скрыть непривлекательности ее лица. Лицо это было смуглым, а над верхней губой темнела довольно густая поросль, отличающая брюнеток южного типа. Но хуже всего выглядела кожа незнакомки, сплошь покрытая какой-то отвратительной сыпью. Войдя, она окинула комнату и ее хозяина беглым, но цепким взором.
— Прошу вас, мадам, присаживайтесь. Вы желали видеть меня?
Мимолетная усмешка мелькнула в уголках ее рта и тотчас исчезла, и в это мгновение лицо посетительницы могло показаться не столь уж неприятным. Усевшись, она задержала взгляд на застекленном ящике, что стоял на столе, и глаза ее ярко блеснули.
— Ведь вы же синьор Каррадос, своей персоной? — спросила она.
Улыбнувшись, Каррадос признал правоту гостьи. Он немного повернул голову, вероятно для того, чтоб лучше слышать ее необычный голос, высокий и резкий.
— Знаменитый коллекционер древностей?
— Я действительно кое-что коллекционирую, — сдержанно признал Каррадос.
— Вы меня простите, синьор, если я не очень правильно говорю. Когда я жила в Неаполь, моя мать и я, мы держали пансион, у нас жили много англичаны и американы. Я набралась слов, но с тех пор, как женилась и поселилась в Калабрия, мой английский я упустила… нет-нет, не так, правильно сказать — совсем запустила.
— Ну что вы, все просто отлично. Уверен, мы с вами прекрасно поймем друг друга.
Леди бросила пронзительный взгляд на Каррадоса, но лицо слепого джентльмена хранило учтивое выражение, и она продолжила:
— Мой муж по имени Феррайя. Микеле Феррайя. Мы имеем виноградник и немного собственность возле Форенцана. — Она сделала паузу и осмотрела кончики своих затянутых в перчатки пальцев, прежде чем перейти к самому важному. — Синьор, — выпалила она наконец, — законы в моя страна совсем не хорошие!
— Судя по тому, что я слышу, — сказал Каррадос, — ваша страна — совсем не исключение.