Слышу, как Алина передвигается по комнате, чувствую ее запах и тепло, и накрывает умиротворением. Я точно знаю, что она рядом и не сбежит…
Не замечаю, как отключаюсь в кресле. Мне просто хорошо, хотя еще ничего не решено.
Глава 39
Эмин
— Эмин, — слышу своё имя ее голосом. — Эмин… — Глубоко вдыхаю, она где-то рядом. — Эмин! — прикасается ко мне. На инстинктах отключаю разум, хватаю Алину и сажаю себе на колени, сжимая талию. Распахиваю глаза, девочка гневно на меня смотрит, пытаясь оттолкнуть. Осматриваюсь, окунаясь в реальность. Я уснул в кресле… Отпускаю, нехотя разжимая руки. Я обещал не трогать. — Там доставка! — указывает глазами в сторону прихожей. Ах да, ужин. Ключи у меня. Поднимаюсь с кресла, иду в прихожую, забираю контейнеры с едой, расплачиваюсь и снова запираюсь, пряча ключи в кармане. Оставляю пакет с едой на стойке. — Накроешь на стол? — прошу я. Кивает. Пока Алина накрывает на стол, иду в ванную. Умываюсь, закатываю рукава рубашки, провожу рукой по волосам. Наши два дня пошли, и я не могу их проспать. Сложно идти на уступки и компромиссы, когда привык безжалостно присваивать. Ломать себя, оказывается, больно. Выхожу. Беру вино, открываю, наполняя наши бокалы. —
Присаживайся, — указываю ей на высокий стул напротив меня. Ставлю перед ней бокал вина. Нет задачи напоить, есть желание снять напряжение. — Я не буду пить, — упрямо качает головой. — Это дополнение к ужину. Вино раскрывает вкус рыбы и мяса, — комментирую я. Алина молча отодвигает бокал, принимаясь есть. А я делаю пару глотков, чтобы отпустить свои мысли на волю и начать говорить. — Скажи мне, что именно тебя пугает? — В каком смысле? — Почему наш брак для тебя не может больше существовать? — Разве это не очевидно? — разводит руками. — И все же? — настаиваю я. — Наш брак был фиктивный. У тебя ребёнок от другой женщины. Но даже не это главное. — А что главное? — делаю глоток вина. Мне нужно вынести этот разговор. — Главное – это любовь. Ты не умеешь любить. И ты в этом не виноват. Этому нельзя научиться или заставить, это нужно чувствовать. И тогда можно преодолеть любые сложности, — шепчет она, отодвигая тарелку. Тоже отодвигаю тарелку, опускаю руки на стойку, сцепляя их в замок. — Ты же чуткая девочка? Можешь не просто слушать, а услышать? — понижаю голос, сглатываю. — Послушай меня, пожалуйста. Алина кивает. Хорошо. Она готова слушать. Теперь главное – найти слова. Но я решаю не подбирать их, не выдумывать и приукрашивать, а говорить так, как есть. Без прикрас. Она всегда любила во мне именно честность. Которой, по факту, не было. — Да, я женился на тебе по расчету. Честно? Договариваясь с твоим отцом, я даже не видел твоей фотографии. Нет, мне было важно, чтобы моя супруга была воспитанная, образованная и покорная девочка. Твой отец все это мне гарантировал. Как ты понимаешь, о любви не было и речи. Да и верность хранить я не собирался. Я так жил, я так привык и никогда не ставил женщин на первое место, не считался с их чувствами. Больно. Но это правда. Вот такая уродливая и некрасивая правда. Алина слушает внимательно, с интересом, уже сама ловя мой взгляд. — Потом, — усмехаюсь, потирая лицо. Беру бутылку, наполняю свой бокал и двигаю к Алине ее нетронутый. Без алкоголя это сложно принять. — Наше знакомство, первая встреча… Помню, как ты пыталась изобразить меркантильную овцу. Меня это позабавило. Ты плохая актриса, все эмоции налицо. Я считывал тебя, как открытую книгу. Алина улыбается, вспоминая тот момент, но прячет свои эмоции за глотком вина. — Помню, как отметил для себя твою чистую, уязвимую, настоящую красоту. Когда узнал, что Аслан тебя избил, увидел отметины на твоем теле, пришел в ярость. Наверное, именно в тот момент я тебя присвоил. Мне хотелось задавить твоего отца. Я запретил ему тебя трогать и решать за тебя. На свадьбе ты была прекрасна. Тебе невероятно идёт белый. Я был горд собой. Да, я заставил тебя сказать «да». Я чувствовал твое сопротивление и непринятие нашего брака. Но жажда денег и власти не оставили шансов. Тогда же, на свадьбе, я пришёл к выводу, что наш брак вполне реален. Ты можешь стать прекрасной супругой. Такой, какая мне нужна. В конце концов, все самые крепкие браки случаются по расчету. И даже тогда мной руководил эгоизм. Я просто увидел в тебе супругу, которая устроит меня. Выдыхаю, чокаюсь с ее бокалом. — Помнишь девушку, блондинку, которую увел Леван? — Да, ты сказал, что она не должна меня беспокоить, — кивает, отпивая еще немного вина. Такая спокойная сейчас, складывается иллюзия, что у нас все хорошо. — Это была Инга. Да, я всерьёз полагал, что можно разграничить жену и любовницу. Что смогу все это контролировать. Я сам виноват… Ингу я тоже сломал и приручил. Она была более гибкая, быстро втянулась в мою жизнь, играя по моим правилам. И в тот момент вышла из-под контроля. На следующий день после свадьбы я поехал к ней с намерением наказать за то, что смеет вмешиваться в другую мою реальность… — опускаю методы наказания. Алина явно не проникнется мной от таких откровений. — Наказать и порвать с ней. Но в тот день она сообщила мне, что беременна. Это ребенок был зачат до нашего брака и явно был спланирован заранее. Без моего желания. Я поражаюсь, насколько повезло Инге залететь, учитывая, что мы предохранялись. Алина сглатывает, сжимает губы и отворачивается от меня. Я взрослый мужчина, и, естественно, у меня были женщины и секс. Много женщин и много секса. Но слушать это о муже неприятно. Меня эгоистично радует тот факт, что ей неприятно. Это не безразличие. — Если честно, я надеялся, что ребенок не мой. Но в помощи и обеспечении Инге не мог отказать. Если дочь моя, то она не должна ни в чем нуждаться. Какой бы циник я ни был, совесть и воспитание не позволили отказаться от ребёнка. За все это время я ни разу не прикоснулся к Инге, о чувствах вообще нет речи. Она была просто сосудом, в котором рос мой ребёнок. Все. Так вышло. В этом есть моя вина. Нет, она полностью моя. Но я уже не могу отмотать время и все изменить… Ребёнок есть, он мой, и нужно научиться с этим жить. Не могу просто откупиться и сделать вид, что ее не существует. Аллах покарает. Он уже покарал, — запускаю в волосы руки, закрываю глаза. А теперь самое сложное. То, что я никогда не делал и не собирался. — За время нашего брака ты стала для меня больше, чем сделка, больше, чем выгодная и удобная жена, больше, чем просто жена. Разве тебе было плохо со мной последнее время? Молчит, даже не смотрит на меня. — Алина, просто посмотри мне в глаза и ответь. Ты же не умеешь лгать. Поворачивается. — Мне было хорошо с тобой, — выдыхает она. — Я, правда, научился чувствовать тебя. Боялся в этом признаться даже себе. Потом все закрутилось… Инсульт твоего отца, сложные преждевременные роды Инги, вскрылась моя неприглядная правда, ты, которая не готова ее принять. И меня сорвало. Я не мог тебя отпустить, приходил в ярость только от одной мысли, что тебя не будет рядом. Прости меня за ту ночь, за принуждение к сексу. Мне, чёрт побери, было важно почувствовать, что ты моя. Я добивался этого, как умел. Я душевный инвалид без тебя. И если мы разведёмся, то моя жизнь станет хуже. Вернись ко мне. Обещаю, тебя и нашу семью не обременит присутствие в моей жизни дочери. — Это же ребенок, Эмин, так нельзя говорить. Он не обуза и не обременение. Это маленькая девочка, человек, который нуждается в любви и заботе. — Алина, малыш, — не выдерживаю, беру ее за руки, сжимаю и, как идиот, радуюсь, что она не вырывается. — Я постараюсь дать дочери все. Но наш развод ничего не решит. Я не собираюсь делать всех несчастными и жертвовать всеми. Не принесет это счастья ни Инге, ни ребёнку, ни
нам. Замолкаю, дышу, глотая воздух. Кажется, выжал из себя все силы. Оказывается, очень трудно выражать чувства. Как у людей это получается легко и непринуждённо? Но Алине мало, я снова что-то сделал неправильно. Она молча вырывает свои ладони из моих рук, поднимается с места и убирает со стола. Наблюдаю. Открывает шкаф, вынимает полотенце и уходит в ванную, запираясь. Я делаю все не так. Говорю не то, не могу донести до нее. И отпускать не хочу. Прохожусь по комнате, падаю на диван, зарываясь лицом в подушку. Пахнет моей женщиной. Очень сладко пахнет. Можно ворваться к ней в ванную и начать разговаривать телом. Убеждать поцелуями, признаваться в любви прикосновениями… Можно, но я лежу на месте и жду ее, как побитый пес. Все, я у ее ног. Я там, где всегда боялся оказаться. Но Алине мало.
Глава 40
Эмин
Эта маленькая квартира, замкнутое пространство, запах моей жены, понимание, что Алина рядом, и моя моральная усталость снова меня усыпляют.
Просыпаюсь посреди ночи: тишина, полумрак. Комнату освещает лишь подсветка на кухне. Алины рядом нет. Сажусь. Осматриваюсь. Моя девочка спит в кресле, кутаясь в халат. В квартире нет больше спальных мест, кроме дивана. Он двуспальный, но Алина предпочла неудобную позу, чем лечь рядом со мной. Снова психую. Меня разрывает, задевают ее холодность и отрешённость. Что ей стоило лечь рядом со мной? Я не чудовище, вреда не причиню.
Поднимаюсь, расправляю покрывало, раскладываю подушки, снимаю с себя рубашку и брюки. Подхожу к Алине, аккуратно поднимаю на руки и укладываю на диван.
— Эмин… — просыпается, еще не соображая, что происходит. — Что ты делаешь? Не надо, — кутается в халат, словно я ее трогаю.
— Мы просто будем спать. Все! — отрезаю я, накрывая нас одним одеялом.
Вот так правильно.
Так все на месте. Отворачивается от меня, жмется к спинке дивана. Позади меня много места, но я прижимаюсь к жене, обнимая и утыкаясь лицом в ее волосы.
— Спи, малышка, — целую в макушку. Определённо, хочется большего, чем невинные, осторожные поцелуи. Но Алина сейчас не оценит мои порывы. Сонная, до конца не проснувшись, она принимает меня в своей постели и засыпает, расслабляясь в моих руках.
* * *
Просыпаюсь первым. Еще рано. Только светает. Моя рука на груди Алины, в распахнутом халате, мой пах вжимается в ее попку. Халат задрался, и мы максимально близко. Между нами только тонкая ткань ее трусиков. Я чувствую маленький сосочек под пальцами, дышу ее запахом, и член мгновенно наливается. У меня целую вечность не было секса. Мозг отключается. Не могу объяснить себе, почему нет. Почему не могу взять свою женщину. Почему обещал ей не трогать. Я, как голодное животное, действую на инстинктах. Но мой внутренний зверь урчит, понимая, что реветь и ломать нельзя, нужно аккуратно съесть добычу. Я согласен так – нежно, ласково, медленно, аккуратно, лишь бы она меня приняла. Развязываю ее халат, распахиваю, стягиваю с плеч.
Нежно.
Аккуратно.
Уговариваю свое тело.
Все будет потом. У нас будет еще много… А сейчас нужно ласково уговаривать, просить, признаваться, любить. Алина тактильная девочка, отзывчивая, должна понять.
Целую ее плечи, белую шёлковую кожу, одновременно ласкаю грудь, перекатывая между пальцами соски, прихожу в восторг, когда они наливаются под моими пальцами. Ее тело всегда было честным, оно отзывалось.
Девочка просыпается. В первые минуты на инстинктах, ведомая желанием и моей лаской, прогибается, вжимаясь в меня сильнее.
— Да, вот так, малыш, не просыпайся, — шепчу ей на ушко, немного прикусывая мочку. Веду ладонью по животу, поглаживаю.
— Эмин… — сонно хнычет, но не сопротивляется. Я застал ее врасплох, в момент, когда сон и реальность переплетаются и очень трудно прийти в себя и включить голову. — Эмин… — всхлипывает, когда я врываюсь рукой в трусики, поглаживая нежные складочки. Такая горячая. — Не надо, — сжимает ноги, накрывает мою руку, пытаясь остановить, но мое тело не подчиняется.
— Тихо, малыш. Я нежно, тебе понравится, — уговариваю, покрывая поцелуями ее шею. Врываюсь пальцами в ее лоно, поглаживаю горячие складочки, задевая самую чувствительную точку. Моя девочка с утра влажная, шелковая.
— Пожалуйста, — снова хнычет, а ножки дрожат. — Что ты делаешь? — пытается увернуться. Не позволяю, не выпуская из своего плена. Хватаю за подбородок, целую вкусные губы, немного несдержанно, не получая ответа.
— Я хочу показать, как я люблю тебя, — выдыхаю ей в губы. — Прочувствуй это, словами доказать не могу, — всасываю губы, ощущая, как она замирает. — Очень сильно люблю.
Алина несколько секунд в шоке. А потом отзывается, приоткрывая губы, впускает меня. И я срываюсь с цепи, подобно псу, которому разрешили все.
Целую, сплетая наши языки, стягиваю с нее мешающий нам халат, приподнимаюсь, снимаю ее трусики, смотря, как плывет ее взгляд. Пьяная моя девочка. Мной пьяная.
Снимаю с себя боксеры, возвращаюсь к ней, устраиваясь в полусидячее положение, облокачиваясь на спинку дивана.
— Иди ко мне, — сажаю ее сверху, чувствуя, как в ее горячие складочки упирается мой каменный член. Готов кончить прямо так, только от ощущений. Алина растерянно упирается мне в грудь, прикрывая глаза. Да, между нами яркие вспышки возбуждения. — Такая красивая девочка, — хрипло шепчу, любуясь ее грудью. Дотягиваюсь губами до сосков, целую их по очереди. Зарываюсь в волосы, сжимаю, тяну на себя, кусаю губы, глотая ее всхлипы, кайфуя от того, как царапает мою грудь от нетерпения, как дрожит в моих руках, как чувствует меня и мои порывы. Приподнимаю ее за бедра и в порыве резко насаживаю на себя.
— Ааа! — вскрикивает Алина.
Это было не по плану – резко, грубо, глубоко, до потемнения в глазах. По ее телу прокатывается дрожь. Тяну на себя, целую нежно, чувственно, аккуратно, пытаясь сгладить грубое вторжение.
— Двигайся сама, как хочешь, — шепчу. Я так не привык, в сексе всегда контроль был у меня, я задавал темп. Это мучительно, невыносимо, когда хочется рваться вперед, ускоряясь, но девочка делает это медленно, плавно, содрогаясь от каждого своего покачивания. И я мазохистически кайфую от нашего медленного, чувственного секса. Хочется продержать это состояние на грани как можно дольше.
Обхватываю ее талию, не помогаю, просто стискиваю пальцы, наблюдая за Алиной. Как колышется ее грудь, как приоткрываются губы, как медленно порхают ресницы.
Плаваю на волнах нашем общей эйфории. Рисуя пальцами узоры на ее животе.
— Двигайся, малышка, глубже, — подсказываю ей. — Да, вот так, — откидываю голову, закрываю глаза. Есть в ванили особый кайф. Когда власть у девочки, когда она задает темп и делает как ей нравится. — Откинься, прогнись, ножки шире, — немного корректирую позу. Просовываю между ее губ пару пальцев. — Оближи.