«Не убивайте чудо!» и другие рассказы
Шрифт:
Бомж, просфорница и ботинки
Живет в городке N бомж по имени Василек. На самом деле его зовут Василий, а Васильком его прозвали лет пятнадцать назад за одноименный цвет лица по причине постоянного пьянства. Последний раз я видела его прошлым летом у магазина. Он был уже не васильковый, а фиолетовый, весь опухший и больной, – удивительно, что вообще еще живой.
Я попыталась с ним поздороваться, ведь мы были раньше
А когда-то давно Василек побирался у местного храма. Там мы часто и виделись. Вел он себя тихо, прилично. В благодарность за милостыню говорил: «Спаси Господи!» – и умело крестился, хотя в церковь не зашел ни разу. Был он к тому же единственным на тот момент бомжом в городке. Поэтому его никто не гонял и подавали, по провинциальным меркам, немало. Хотя и знали сердобольные прихожане, что врет Василек, когда утверждает, что собирает исключительно на пропитание и лечение.
На лечение (у него уже тогда было что-то с легкими) ему уже раза три давал денег отец Евгений. И собственноручно сажал на электричку до ближайшей нормальной больницы. Василек же, как рассказывали очевидцы, сходил на следующей станции и топал в магазин за спиртным. А потом, со слезами на глазах, опять являлся на паперти.
Но его все равно жалели. Кормили и продолжали подавать. И люди, и батюшка. Последний выгонял его из притвора только тогда, когда бомжик приходил вдрызг пьяным. «Это храм Божий, имей благоговение!» – говорил он строго.
В общем, все к Васильку как-то привыкли, и он был «неотъемлемым атрибутом» того маленького прихода. Но был у бездомного пьянчужки в том храме злейший враг – просфорница Варвара Васильевна.
Рассказывали, что в свое время она была жутко идейной коммунисткой. Даже когда времена изменились, она долго оставалась верна заветам Ильича, и на заднем стекле ее стареньких «Жигулей», которые остались от покойного мужа, тоже идейного коммуниста, красовался лозунг «Слава КПСС!». В зрелом уже возрасте она получила права и, на зависть другим старушкам, ездила на машине в магазин и на рынок.
Но однажды Варвара Васильевна чуть не попала на своих «идеологических» «Жигулях» под электричку – замечталась на переезде. Очнулась она от оглушительного гудка и в последнюю секунду чудом успела проскочить. Это настолько ее напугало, что она резко перешла из коммунистических рядов в ряды православные. И «Слава КПСС!» на ее авто сменилось надписью тем же шрифтом «Слава Богу!».
Прихожанкой она стала самозабвенной. Правда, духовная жизнь покорялась ей с трудом. Храмовые шутники язвили, что и в церкви Варвара Васильевна своих партийных наклонностей оставить не смогла и, как и раньше, зорко следила за всеобщей моралью-нравственностью и чтобы «все было как положено».
Нет, она никому не грубила. Но если ей казалось, что кто-то ведет себя недостаточно благоговейно или, упаси Бог, недолжным образом одет, Варвара Васильевна неслышно подкрадывалась и елейно-железным голоском бывалого сексота шипела: «А плечики нужно бы прикрыть… Спаси вас Господи!» И человек сразу понимал, что действительно лучше прикрыть. А то, не ровен час, «спасешься» не сходя с места…
Справедливости ради стоит заметить, что к себе Варвара Васильевна была строга не менее, чем к другим.
Но Василек был у Варвары Васильевны прямо-таки бельмом в глазу. И имела она на него вполне законный зуб. Не могла благочестивая просфорница забыть ему ботинок, которые ей от того же покойного мужа достались. Хорошие, импортные, которые чудом когда-то завезли в их глушь и за которыми в давние советские времена пришлось отстоять длинную очередь. Супруг их очень берег и надевал лишь в особых случаях. После его смерти они были как новенькие и долго еще у нее хранились.
Василек появился на храмовой паперти примерно в одно время с началом бурного воцерковления Варвары Васильевны. О его неуемной тяге к спиртному мало кто знал тогда.
В общем, сидел он в притворе и слезно просил на одежду и пропитание.
«Помогите, люди добрые, подайте хоть мелочь, смотрите, в чем хожу», – жалобно гнусавил он и показывал на свои вонючие дырявые кеды, из которых торчали пальцы.
Посмотрела Варвара Васильевна на Василька, послушала, вспомнила слова Спасителя: «Был наг, и вы одели Меня…» – и помчалась домой за мужниными ботинками. Вручила их бомжу и с радостным чувством выполненного христианского долга пошла молиться в храм.
А через пару дней отправилась на рынок за продуктами. Проходя мимо прилавка, где располагался местный секонд-хэнд, увидела она эти ботинки. Стоят на самом видном месте – продаются.
– Откуда они у вас? – возмущенно спросила она у продавца.
– Да пьянчужка один принес, уговорил взять. Трубы горели.
Купила Варвара Васильевна свои же ботинки. Не хотела, чтобы чужим людям достались, раз уж из-за Васильковой подлости не получилось у нее «одеть Христа». И долго потом кричала на бомжа у храма. Даже обзывалась неблагочестиво. А он все отнекивался, врал, что украли.
В общем, после этих ботинок и невзлюбила она его всем сердцем. Не давала ни копейки. И в свои особо религиозно-вдохновенные дни наклонялась к его уху и угрожающе шипела: «Слышишь, Василек, не обманывайся: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники – Царства Божия не наследуют… Слышишь – ни пьяницы!!!»
Бомж лишь обреченно вздыхал и разводил руками, мол: «Не судьба мне, да».
Шло время. Варвара Васильевна пекла в храме просфоры и, как и раньше, ругалась на Василька. А он так же побирался и пил. И тихо обзывал ее вслед ведьмой.
Но однажды перед службой прибежала она к отцу Евгению вся в слезах. Потом, после проповеди, батюшка попросил народ не расходиться и помочь кто чем может Варваре Васильевне. Оказалось, что, пока она ездила к врачу в соседний город, у нее в квартире случился пожар. Хорошо хоть документы с собой были.
Жить ей было негде, и временный кров просфорнице решил предоставить сам отец Евгений, хотя и ютился с многодетной семьей в малогабаритной «двушке». Кто-то пообещал собрать необходимые вещи. Местные рукастые мужички вызвались сделать ремонт. Но вот на материалы и все необходимое денег у погорелицы не было.
Стали скидываться кто сколько может. Приходские бабушки клали на поднос свои жалкие пенсионные копеечки. Люди позажиточней – купюры посерьезней. Варвара Васильевна смотрела на все это и лишь вытирала рукавом слезы.