Не уходи. Останься

Пульс гулко стучал в ушах, сердце работало на предельно возможном ритме, разгоняя кровь по сосудам с бешенной скоростью, пот градом скатывался по спине и лицу, и приходилось его вытирать рукавом рубашки, сбиваясь с бега, отвлекаясь, но иначе пот застилал бы глаза и рано или поздно она бы споткнулась и упала.

Падать она не имела никакого морального права. У нее сзади бежал молоденький пацан, совсем еще ребенок, дышал уже с хрипами, ноги переставлял с трудом, но бежал, не просил остановиться и переждать

Ромка хотел жить. Наверное, как никогда в жизни его шибануло мыслью, что жизнь, в конечном счете, имеет свой глобальный конец.

Конец, когда тебя уже не существует. Ты просто пыль под чьими-то ногами. А этот парень у нее за спиной жить только начал.

Она не имеет права падать.

Ноги гудели. Заплетались, и держалась она только на понимании, что, если она остановится, Ромка сдохнет вместе с ней. Именно сдохнет. Ему не дадут умереть легко. Если уж эти твари решились на такое, то умирать Рома и она сама будут долго и мучительно.

Она тянула время, как могла.

План на случай ЧП был разработан давно, главное, чтоб хватило времени.

Ужас глубоко внутри. Она загнала его внутрь, усилием воли заставила себя мыслить ясно и четко. Страх подгонял ее, как плети подгоняют лошадь бежать быстрее и быть послушной. Ее страх кричал «беги», и она бежала. Несмотря на то, что низ живота, тупой болью, резало изнутри. Но бежала, еще пыталась что-то сделать.

В жизни никогда не бегала так.

Но и никогда по ее следу не бежала толпа наемников с калашами и собаками.

Твою мать! Еще пара километров и все. Баста. Это будет ее последняя прогулка в жизни.

Ромка остановился и прислушался, она тоже замерла.

— Суки! — ругнулась сквозь зубы, — Ромка шевели задницей, если жить хочешь!

Они снова припустились бежать, но было поздно.

У них не было и шанса, она просто оттягивала неизбежное, как могла.

Послышался треск сухих веток, утробное рычание бешеных собак.

Ромка с ужасом на нее оглянулся, он только сейчас понял, что надежды у них не было с самого начала. Этот его взгляд, взгляд еще мальчишки, ребенка, полного непонимания ее действий и ужаса всей ситуации, она запомнит навсегда. Теперь он будет другим, теперь он станет взрослым.

И его крик боли от того, что псина повалила его на землю и вцепилась зубами в спину, запомнит навсегда.

А потом ее поглотила боль, но она еще не подозревала, что это была даже не боль, это херня, по сравнению с тем, что ее ждет дальше…

Димка с криком вскочила с постели. В руках держала пистолет, готовым к выстрелу. Ее всю трясло, дрожала каждая мышца, каждый нерв был натянут до предела. И пульс… она ненавидела, когда у нее так тарабанит пульс в ушах, — это предвестник боли. А ей этого гребаного дерьма и так хватило. Больше не хочет, спасибо.

Нарочито спокойно опустила руку, положила пистолет на прикроватную тумбочку.

Поразительно. Вся дрожала, но только не руки. Они всегда были напряжены и готовы спустить курок. У нее слишком крепкие кости, чтобы

И проснулась она вовремя. Очень вовремя.

До основного «блюда» своего кошмара она не добралась. Не позволила себе снова и снова переживать те «сладкие» деньки.

Сегодня ей нельзя позволять себе никаких лишних эмоций.

Сегодня она ждет «званых» гостей.

При этой мысли, кривая усмешка украсила губы.

Да, гостей она ждет слишком долго.

Грозный, Чеченская Республика, Россия.

Игорь Шрайман, в этот чертов момент, впервые за долгие годы ощущал себя не в своей тарелке: ему с трудом удалось сдержать, рвущееся наружу раздражение и придушенную, собственной волей, ярость от происходящего.

Он, как и любой нормальный взрослый человек, достигший в своей жизни «потолка» (кроме его младшего брата, естественно), не был доволен, когда приходилось кого-то просить или зависеть от решения человека на которого ты сам, лично, повлиять никаким образом не можешь.

Его взяли в эту поездку с простым условием: не отсвечивать своим «сладким» характером.

Так что, Игорю приходилось молча держать все свои скептические мысли при себе.

Но, стоит заметить, что и выхода у него другого просто не наблюдалось.

Если начальник СБ говорит: «этот человек мне нужен», значит все, никаких аргументов против не будет и быть не должно.

Когда Дрозд говорит «нужен», это значит, дальше только край, ничего не спасет, а ЭТОТ человек последний шанс на спасение.

Акционеры компании получат нехилый компромат на него и на всю его команду, если узнают, кому он собирается платить деньги за сохранность шкуры своего брата и своей собственной. Но, кроме раздолбая братишки, у Игоря никого не было. Поэтому он здесь.

В столице, почти другой России.

Бывал здесь не раз и не два, вел дела, имел влияние в этом регионе, но никогда бы не подумал, что один из самых опасных людей России, если не планеты, обитает в каком-то захудалом спортклубе, реклама которого предлагала услуги: тренажёрный зал, тренера по тай-бо и стрелковый тир. Им бы хорошего маркетолога и смену рекламного агента, если таковой вообще имеется.

Игорь сидел в машине, — бронированный тонированный Хаммер, — хорошая тачка. Но всю жизнь провести за бронестеклом ему не хотелось.

По стеклу постучал Кимура, заместитель Дрозда с недавних пор. Азиат выглядел подозрительно довольным.

— Пошли, Шрайман, будем наслаждаться представлением!

Ему пришлось снова задавить раздражение, — бесила эта дурацкая манера разговора, панибратская какая-то. Сам он говорил «Дрозд» только по настойчивой просьбе друга, тот, мол, отвык, позывной ему привычней. Шрайман себя пересилил, отнёсся к просьбе с пониманием. Но все эти позывные, клички и прозвища терпеть не мог. Ему всегда казалось, что это признак неуважения: унижает самого человека и его имя.