Не в плен, а в партизаны
Шрифт:
Когда Темкина вторично ввели на допрос, майор и такой же, как он, подтянутый молодой лейтенант посмотрели на часы, которые поблескивали у пленного на руке.
— Ну, кажется, все в порядке? — обратился майор к Темкину.
— Да, пока в порядке, — ответил казавшийся охмелевшим Темкин.
— Давайте познакомимся и начнем работу. Вы коммунист?
— Нет, беспартийный.
— Почему?
— Долгое дело. Не хотел подавать заявление и тревожить прах родителей.
— Почему?
— Их биография неподходяща.
— Почему?
— Они
— Замечательно. Нам удалось еще одного из состава вашего экипажа задержать. Как вы скоро убедитесь, — напрасно нас своевременно не предупредили.
Майор нажал кнопку и в комнату внесли парашют Добрякова.
— Узнаете?
— Нет, — ответил Темкин. — Не мой парашют.
— Не твой, так чей?
— Не знаю!
— Хорошо.
Майор нажал кнопку, и вошел пожилой худощавый человек в гражданском. Пожелтевшими пальцами он держал несколько снимков. Майор взял их в руки и показал один из них Темкину.
Хмель у Темкина как рукой сняло. Он увидел себя в обществе гитлеровцев и прочитал над фото сфабрикованное обращение от его имени.
«Сволочи! Подлецы! Провокаторы! Гады», — подумал возмущенный пилот, а майор спокойно прохаживался по комнате, потирая руки. И когда Темкин немного успокоился, Вольф сказал ему:
— Не волнуйтесь. Зачем печалиться? Если будете мне говорить правду о том, что я буду спрашивать, тогда никто не увидит этого снимка, и вы получите возможность жить и возвратиться домой, но, если вы будете врать или молчать, ваши прочтут этот призыв.
И он начал читать:
«Товарищи и братья по оружию! Вы зашли на чужую землю. Остановитесь! Довольно крови. Остановитесь! Иначе погибнете». А какая концовка! «В немецкой армии с нами хорошо обращаются, переходите на ее сторону! До скорой встречи!» А снимочек хорош! Советский пилот чокается с эсэсовцами. Замечательно! Почерк так хорошо подделан, что никто никогда не обнаружит подделки».
Как во сне слушал Темкин убийственные для него слова майора. Мелькнула мысль броситься на провокатора, но начеку сбоку стоит конвоир, готовый к вспышке гнева у пленника.
Преодолевая негодование, советский пилот сохранял спокойствие и напряженно думал, как выйти из создавшегося положения, чтобы не только не стать предателем, но чтобы о нем этого и его враги не могли сказать.
— Ваша жизнь и честь в ваших руках, — продолжал вкрадчиво майор. Решайте. У вас два выхода: все нам рассказать и жить, или умереть, как предатель, проклятый своим народом.
А Темкин все стоял и думал.
— Я жду. Жду вашего разумного ответа, — напомнил майор.
— Ну, если я вам все расскажу — какая гарантия, что вы опять не пошлете эту фальшивку или не сделаете другой провокации.
— Будем говорить прямо: в наших интересах не выдавать вас, а перебросить назад, да так, чтобы никто и никогда не подумал, что вы попадали к нам в плен.
— Поймали. Мне ничего не остается. Согласен. Дайте воды, — еле выдавил Темкин.
— Ну вот! Это другое дело.
Темкину дали выпить газированной
И начались расспросы. Майор и его помощник спрашивали, Темкин отвечал.
— Вы утверждаете, что вы прыгнули один, а чей это парашют? — спросил опять майор.
— Господин майор, я прыгнул первым и, по-моему, никто больше не мог прыгнуть. И парашют мне не знаком.
Майор стал уточнять расположение аэродромов. Темкин показывал на карте их расположение.
— Но там есть макеты, а не самолеты, а ты говоришь, что это настоящий аэродром? — спрашивал майор.
— Верно, были раньше макеты, а теперь туда перевезли истребители, и на месте макетов стоят уже настоящие самолеты, тоже маленькие, да рядом в лесочке их много я видел. Раньше никого не задерживали вблизи, а теперь стали задерживать, — уверял Темкин фашистов.
— Если соврал — плохо будет, правда — хорошо будет, — сказал майор.
— Знаю, — ответил Темкин.
Лейтенант нанес аэродром на карту. Когда он спрашивал у Темкина о другом аэродроме, на котором базировалась его часть, он сказал, что действительно на нем есть самолеты, но их всего осталось три штуки, остальные базируются на другом аэродроме. Да рядом с настоящими пушками около аэродрома стоят деревянные, убеждал он офицеров.
Те переглянулись.
— Зачем говоришь неправду? Там настоящие пушки есть? — спросил лейтенант.
— Да, и настоящие пушки были, раньше я их видел, а теперь их увезли и поставили деревянные, — отвечал Темкин.
Темкин так смело и убежденно говорил, что немцы верили ему.
Долго еще допрашивали Темкина, но тот уже настолько вошел в азарт, что все больше и больше рассказывал допрашивающим о военных объектах. Особенно разведчики заинтересовались складом авиабомб и тщательно нанесли его на карту.
Судя по настроению, майор и другой офицер остались довольны результатами допроса. Темкин мучительно переживал происшедшее. Все произошло так быстро и непоправимо! Он твердо знал, что противнику нельзя выдавать военные тайны, он сам учил других их сохранять и знал, как многие захваченные фашистами воины плевали в лицо своим мучителям и умирали, ничего не сказав. Но он не сделал этого из-за снимка и поддельной подписи. Он сделал другой ход. И в памяти Темкина возник образ его первого военного наставника — котовца Алексея Григорьевича Чижикова.
«И Котовский, когда это было надо, выдавал себя за командира бандитов», оправдывал Темкин свое поведение.
Окончив допрос, майор глянул на Темкина, как иногда смотрят пьяницы на пустую бутылку. Пленный уловил его пренебрежительный взгляд и почувствовал что-то недоброе.
А майор решал, как ему в дальнейшем использовать пленного, который не мог ему уже ничего дать для пополнения данных о Советской Армии.
Видя податливость Темкина, майор сходу решил овладеть адресами людей, которых он мог бы в будущем путем шантажа использовать в своих интересах, применяя для этой цели находившегося в его распоряжении пленного пилота.