Не ведая страха
Шрифт:
— Я жду этого с нетерпением, — говорит Жиллиман. — Мы встанем плечом к плечу, сокрушим орочью угрозу, которую обнаружил наш брат, Магистр Войны, а затем наша история будет переписана.
— Надеюсь на это.
— Так и будет, брат. Если бы я не верил, что этот злосчастный разрыв между нашими Легионами нельзя исцелить при помощи благого сообщества и совместных воинских усилий, то не согласился бы на все это. Мы станем наилучшими союзниками, Лоргар. Ты, я и наши могучие Легионы. Гор будет доволен, а Император — наш отец — улыбнется, и былые обиды забудутся.
Лоргар улыбается.
—
— Безотлагательно, — произносит Жиллиман.
Криол Фоуст умерщвляет последнего из жертвователей. В посадочных лагерях XVII-го и его вспомогательных армейских подразделений, которые рассыпаны по поверхности Калта, сотни таких же маджиров, как Фоуст, проводят аналогичные обряды.
Братство поет. То же самое делают люди из Ценвар Каул, Джехаварната и Каул Мандори, трех других основных культовых эшелонов.
В орбитальной Сторожевой Башне север Ул Кехал Хесст вышел из дискреционного режима, чтобы отследить и уничтожить проблему мусорного кода. У него ничего не выйдет. В безуспешных попытках он проведет остаток своей жизни.
Проблему мусорного кода больше нельзя разрешить средствами Механикума.
Октет внедрен.
8
Эонид Тиель просыпается. Он ненадолго соскользнул в режим отдыха. Ему стало скучно. Он долго ждал. Никто не пришел.
Он просыпается, поскольку больше не один в вестибюле сороковой палубы.
Он моментально кланяется.
— Ты Тиель? — спрашивает Жиллиман.
— Да, повелитель, — отзывается Тиель.
Примарх выглядит рассеянным. Возможно, он в состоянии сказать, каким оружием пользовались, а затем положили на место, и какие тренировочные клетки работали.
— Ты ожидал здесь какое-то время.
— Да, повелитель.
— Сегодня много дел. Мое внимание было отвлечено.
Это не оправдание, а всего лишь простое объяснение. Тиелю хочется сказать, что он не понимает, зачем примарх всем этим занимается, однако он не настолько глуп.
— Развлекался? — интересуется Жиллиман, снимая со стенной стойки палаш и изучая лезвие.
— Я… я решил провести время, практикуясь. — отвечает Тиель. — Здесь есть оружие, с которым я незнаком. Я подумал, что смогу извлечь пользу из…
Жиллиман кивает. Кивок означает «заткнись».
Тиель затыкается.
Жиллиман осматривает меч, который держит в руке. Он не глядит на Тиеля. Тот ждет, вытянувшись. Под мышкой зажат шлем, который грубо окрашен в красный цвет, обозначающий дисциплинарное взыскание.
— Я пришел сюда не за тобой, — произносит Жиллиман. — Я вышел поразмыслить. Я забыл, что ты здесь.
Тиель никак не реагирует.
— Эта мысль меня угнетает, — говорит Жиллиман, снова задвигая меч в стойку. — Я что-то забыл. Я был бы признателен, если бы ты не делился ни с кем этим неосторожным признанием.
— Разумеется, повелитель. Хотя едва ли вас можно осуждать за то, что вы забыли обо мне. Я крайне мелкая деталь.
Теперь примарх смотрит на него.
— Запомни две вещи, сержант. Первое — мелких деталей не существует. Информация — это победа. Невозможно и непозволительно отбрасывать данные как несущественные, пока не окажешься в состоянии оценить их значимость, а это всегда происходит задним числом. Так что все детали важны, пока не станут излишними в силу обстоятельств.
— Да, повелитель.
— А что второе, Тиель?
Перед тем, как ответить, Эонид Тиель слегка колеблется.
— По какой угодно шкале приличий, — отвечает он, — мое нарушение достойно порицания. А стало быть, я в любом случае не мелкая деталь.
— Безусловно, — произносит Жиллиман.
Примарх поворачивается и смотрит на высокий потолок зала. Над тренировочными клетками, где Тиель проводил в чрезмерном напряжении последние часы, висит слабое марево.
— Думаю, я мог его обидеть, — говорит Жиллиман.
— Повелитель?
Жиллиман снова переводит глаза на Тиеля, устремляя на него задумчивый взгляд.
— Сегодня день большой деликатности, — произносит он. — Мы творим часть будущего Империума в той же мере, как приводим к согласию звездную систему. Мы скрепляем родство. Исправляем слабость. Это политика. Разрыв между XIII-м и XVII-м — это разрыв в имперском строю. Гор это знает. Потому-то он и зашивает его, и мы все можем проглотить собственное неудовольствие по этому поводу.
Жиллиман потирает скулу кончиками пальцев. Он меланхоличен.
— Будущее зависит от сплоченности Легионов, — говорит он. — Там, где единство слабо, где его не хватает, его необходимо восстановить или усилить. Это принуждение. Мы ладим друг с другом ради высшего блага.
Тиель предпочитает продолжать молчать.
— Он так… переменчив, — говорит Жиллиман. — Так подвержен крайностям. Страстно желает угодить, легко обижается. Для него не существует середины. Он так стремится стать тебе лучшим другом, а затем, при малейшем намеке на оскорбление, злится на тебя. Разъяренный. Обиженный. Как ребенок. Если бы он не был мне братом, то был бы политической обузой и помехой эффективному управлению Империума. Я знаю, что бы с ним сделал.
— Уверен, что смог бы показать, как именно, повелитель, — произносит Тиель и подмигивает.
— Это была шутка, сержант?
— Возможно, я только что предпринял очень неудачную попытку сострить, повелитель, — признает Тиель.
— В сущности, было довольно забавно, — говорит Жиллиман.
Он разворачивается, чтобы уйти.
— Оставайся тут. Я дойду до тебя по ходу дела.
— Да, повелитель.
— Рядовой Перссон, — окликает Графт, с жужжанием двигаясь по тропинке. В устье реки поднимается ветер, от которого шелестит темнотравье. Доносится пустой металлический запах холодной воды и грязи. Скоро наступит ночь. В крепости и вокруг нее зажигаются огни, их отражения скачут по черной реке.