Не верь глазам своим

Лав Нинель

Обиженно поджав губы и раздувая ноздри, я смотрела в его лицо, сквозь пелену катящихся слез и ожидала объяснений.

— Нет, нет! — осознавая мою реакцию на увиденное, начал Глеб. — Это совсем не то, что ты подумала! На самом деле все совсем не так, как тебе показалось!

— Неужели?! — вскрикнула я, едва сдерживаясь, чтобы не дать ему пощечину. — Что еще можно подумать, когда ты целуешь в губы девицу и лапаешь ее за задницу на глаза у жены?!

— Никого я не целую и не лапаю! Ты считаешь меня идиотом? Это был наглядный пример к нашему спору! Такое может произойти, если ты не пересмотришь свое отношение к ребенку

и нашему сексу.

— Ты намекаешь на любовницу? Станешь сосаться с девицами, лапать их за задницы и трахать в своем кабинете?

— Придется…

Договорить муж не успел, я впечатала ему в щеку хлесткую пощечину, развернулась и пошла от него. Потирая щеку, он снова догнал меня, поймал за руку, развернул.

— Прости, любимая, — виновато улыбнулся Глеб, понимая и оправдывая мою ревность и заслуженную пощечину. — Я опять не подумал, как это выглядит со стороны. Я не хотел тебя обидеть — я же знаю, что на самом деле все совсем не так, как выглядит… Просто увидев тебя, вспомнил наш спор и спонтанно решил показать тебе один из вариантов, которые могут произойти, если ты не прислушаешься к моим словам и не пересмотришь свое отношение к ребенку и нашему сексу.

— Эксперимент удался! — возмутилась я, подспудно принимая его объяснения, но не одобряя его действия. — Теперь я покажу тебе, что произойдет, если ты заведешь любовницу… Я заведу любовника!

Посмотрев по сторонам, я шагнула к идущему по тротуару мужчине.

— Мужчина, можно я вас поце…

— Нет, нет, нет! — рванулся ко мне муж, сгреб в охапку, прижал к себе, оторвал от земли и понес в другую сторону. — Даже не думай! Я все понял! Ты мне наглядно показала, как выглядит мой необдуманный поступок со стороны.

Я попыталась вырваться из объятий Глеба, но вырываться из его объятий не хотелось… в них было так сладко, чувственно и безопасно, тем более, что неся меня в сторонку, он шептал мне на ушко волшебные слова:

— Клянусь, я люблю только тебя и тебе не изменяю! Верь мне, любимая!

И я конечно же поверила… обхватила его за шею, и мы начали целоваться.

Губы его такие требовательные и такие нежные одновременно впились в мои губы, заставляя их раскрыться и принять его язык, но несколько секунд я еще сопротивлялась, обиженно сцепив зубы, и тогда он применил совсем уж запрещенный прием: оторвался от моих губ и провел языком по шее… по спине побежали мурашки удовольствия, я моментально сомлела, глаза закрылись, и я застонала в его объятиях… Родные, трепетные губы его тут же набросились на меня, зацеловали лицо, глаза, снова впились в губы, и я с радостью приняла его в себя, ласкаясь с его языком и подчиняясь его желаниям…

«— Безвольная дура! — пронеслось в голове, — Но такая счастливая…»

2. Глеб

Вспомнив о ресторане, я перестал целоваться с женой и поставил ее на землю.

— Нас ждут! Пошли.

Взял расслабленную, податливую Иришку за руку и, преодолевая легкое сопротивление, потащил к ресторану.

— Может, не пойдем? — попыталась она воспротивиться.

Но я не позволил — это совсем не мелочь: заказан столик, куплен подарок, а главное, ждут мои родители…

С родителями у меня сложные отношения: мать меня безумно любит (до сих пор, до трясучки — как Иришка трясется над дочкой), ревнует к жене (каждый раз старается ее унизить), поначалу даже пыталась

развалить наш брак, нарочно подстраивая двоякие ситуации, но отец каждый раз выручал меня из неловкой ситуации и «учил», и убеждал Иришку мне верить… Спасибо ему! Только благодаря его заботам, подсказкам и убеждениям мы счастливы в браке и любим друг друга. Еще в детстве отец меня научил: «Дал слово — держи! Совершил ошибку — проси прощения и исправляй! Клятва — последний аргумент правды!» — ни разу не слышал, чтобы отец клялся, а я клянусь постоянно, потому что никакие заверения и доводы не могут совладать с Иришкиной ревностью, а клятвам моим она верит, и эта ее наивная вера — мой последний непререкаемый аргумент правды. Даже странно… эта ее наивная вера мне… вроде уже не девочка — двадцать пять, дочке уже три года, а она верит — раз поклялся, значит, так и есть на самом деле… Но такая она только со мной: нежная, любящая, наивная и послушная… и красивая — прямо светится вся своей любовью ко мне! Я это вижу и не ревную ее, потому что… я у нее первый и единственный! И я это ценю!

Когда мы с Иришкой с опозданием вошли в просторный зал ресторана, родители недовольно уставились на нас, вернее, недовольно смотрела мать, а отец… отец смотрел на нас с каким-то тайным обожанием и восхищением: мы, и правда, были пара — и по внешности подходили идеально: высокие и пригожие, и внутренне, дополняя друг друга: я — серьезный и деловой, она — нежная и открытая.

— Ну, сколько можно ждать? Прихорашивайся-не прихорашивайся — результат один и тот же! — сказала свое уничижительное «фи» мамуля в сторону моей жены, даже мои нахмуренные брови не остановили поток ее недовольства. — Будем еще час ждать, пока все приготовят!

— Не будем! — поднялся нам навстречу отец. — Прости сын, я взял на себя заботу об ужине и все заказал — я как-никак тоже имею отношение к сегодняшней дате.

— Что за дата? Я думала просто ужин в честь Женского дня… или приятное известие…

— За две недели до 8 Марта?! Ты нас с Глебом за идиотов держишь?

— О нашем разводе, например, — тихо шепнула мне на ухо Иришка и стала обходить столик, чтобы сесть рядом с моим отцом, хотя я отодвинул для нее стул рядом с матерью. — Спасибо, Илья Семенович, что показали ту фотографию Глебу, если бы не вы…

— Глебушка женился бы на дочке наших друзей по даче, — припечатала мать, снова показывая свое неодобрение моего выбора жены, — и стал бы уже каким-нибудь министром.

— Легенькой промышленности, например, — подсказал я.

Отец вздохнул и, наклонившись, тихо извинился перед Иришкой. Она посмотрела на него с благодарностью и пониманием… Иришка всегда хорошо относилась к моему отцу, слушала его и была благодарна за поддержку (наверно, потому что своего отца лишь смутно помнила и ее воспитанием занималась только ее мать).

Принесли салаты, закуски и обстановка разрядилась.

— Как твой контракт? Подписал?

— Скоро подпишу, — нехотя произнес, зная, что отец не одобряет моей самостоятельности — я всегда работал с его транспортной компанией, а под другой контракт хочу поменять перевозчиков товара. — Я уже вырос, выбрался из-под твоего крылышка и хочу полетать сам.

— Дело не в крылышке, а в надежности партнера! — не согласился отец. — Во мне ты был уверен, а в новом…

— Отец, давай не будем говорить о работе! — его настойчивость и нравоучения раздражали.