Не верь глазам своим
Шрифт:
— Просто попросись… и лаской ты добьешься гораздо больше, чем покорением и напором.
— Маленькие женские хитрости… Я это знаю, но иногда хочется повоевать! Посопротивляться!
— Я только «за». В сексе! Родишь и стань не ласковой киской, а дикой пантерой, но не переборщи — в отличии от отца, которому нужны бушующие страсти, завоевание и покорение, скандалы и раскаяния, мне нужен покой в доме: не поле битвы, а тихая, спокойная гавань, где тебя ждут с любовью и куда хочется возвращаться — наслушался родительских скандалов в детстве и юности… Бежать хочется из такого дома! И не возвращаться…
Ирина вдруг моментально погрустнела — эти его откровенные слова, услышанные ей давно-давно, тогда настолько запали ей в душу, настолько поразили ее романтическое воображение,
— Я помню… ты мне говорил об этом в нашу первую ночь…
— Чтобы потом ты не устраивала мне скандалы и не качала права, что ты отдалась мне до свадьбы… Ты сама так захотела!
— Я пообещала не устраивать тебе скандалов и только после этого ты сделал меня своей женщиной! И я никогда не устраивала тебе скандалов, разбирательств и выяснений с криками, оскорблениями, обвинениями, всегда помня твои слова: «Бежать хочется из такого дома! И не возвращаться…», а я не хочу, чтобы ты от меня уходил… тем более сейчас, когда мы ждем сына… — Ирина помолчала, собираясь с духом, начать серьезный разговор. — Но есть вещи, через которые человек не должен переступать — клятвы, например… Я всегда, безоговорочно верила тебе и верю, когда ты говорил: «Клянусь». Я знаю, что ты честный человек и нарушать свою клятву не будешь, но другие свои проступки… Ты многое скрывал от меня, даже то, что был обязан рассказать! Так не будет доверия в нашей семье, а я так не хочу… Пожалуйста, больше не скрывай от меня ничего! Я всегда готова тебя выслушать, понять и даже простить… что смогу… Пусть это будет самое плохое… самое страшное для меня — ты разлюбишь меня… мы решим все вместе, как нам жить дальше, стоит ли нам расставаться или попробовать возродить наши чувства… Только не унижающая нас обоих ложь! Только не убивающая все измена! Если ты охладеешь ко мне, скажи честно об этом — ты сможешь иметь свою сексуальную жизнь на стороне, приходить домой, сохраняя видимость семьи и поддерживая дружеские отношения… Только не заставляй меня заниматься с тобой любовью после других женщин! Я этого не вынесу… — Ирина несколько раз всхлипнула, но сдержала рыдания и продолжила. — Если ты полюбишь другую женщину и уйдешь к ней, ты можешь навешать детей в любое время, но не забирать их в свою новую семью и не привозить ее в наш дом… я не смогу видеть тебя рядом с другой женщиной! Пожалуйста, поклянись, что ты сделаешь все возможное и невозможное, чтобы я не видела твою другую женщину в нашем доме и что она не будет общаться с нашими детьми!
Слезы ручьями текли из глаз Ирины, но она их даже не вытирала, просто сидела на кровати, сжав кулаки и неотрывно глядя в глаза мужа. Ее немного потряхивало от всхлипов, но она не рыдала… просто плакала. Представляя их расставание…
А Глеб смотрел на жену и думал, что ни одна женщина не сделала бы больше для него, чем его жена: прощала, верила, поддерживала, выхаживала, а главное, преданно и беззаветно любила и всем сердцем любит его и сейчас! И он ее любит и никакая другая женщина ему не нужна…
— Клянусь, что никакая другая женщина не войдет в наш дом, как хозяйка! Клянусь, что наши дети не назовут никакую другую женщину мамой! Клянусь, что ни одна женщина не заменит в моем сердце тебя, любимая!
Сквозь слезы Ирина улыбнулась.
— Ты поклялся в том, в чем не властен… Сердце не подвластно разуму — оно любит вопреки всему.
Глеб улыбнулся в ответ — ни одну из своих клятв он не собирался забирать обратно… даже если его любовь когда-нибудь пройдет (об этом он даже думать не хотел), она навсегда останется в его сердце!
— Я постараюсь быть честным и откровенным… А теперь ты поклянись, моя строгая женушка! Поклянись, что никогда не станешь холодной, деловой, отстраненной от семьи стервой!.. то есть «бизнес-леди».
— Если хочешь… Клянусь, не становиться «бизнес-леди», а заниматься своей семьей… но при
— Хитрюга! Ладно, принимается! Все, моя конфетка! Вытирай свои слезки и подставляй свои сладкие губки! Из-за твоих переживаний я хочу секса! Быстрого, жесткого и разряжающего!
— О-о-о! А…
— Знаю! И помню! — нежненько опрокинув Ирину на кровать, Глеб лег рядом, подтянул ее к себе поближе и начал раздевать. — Поэтому, мы не станем изобретать велосипед и займемся осторожненьким сексом.
— Нееет, — слезливо заныла Ирина, — хочу уже нормального, глубокого, чтобы чувствовать весь твой…
— Не соблазняй! На бочок… ножки вниз.
Целуя жену в плечико, он стал осторожно брать ее, придерживая за бедра, не давая ей сгибать ноги… она стонала и капризничала, хватала его и подпихивала в себя, а он рычал на нее, ругаясь, и даже шлепнул по попке, чтобы она не провоцировала и не отвлекала… она все же согнула ноги, открываясь ему, и он не смог устоять, и отодвинулся от нее, и стал входить глубже, и она засмеялась, потому что победила его упрямство и осторожность… она знала, как завести его, поглаживая и слегка пожимая его бока, талию, бедра… движения его убыстрились, стали короткими, резкими, приближая обоих к быстрому завершению, и она уже стонала и двигалась в его жарком ритме, помогая себе пальцами взлететь вместе с ним на «гребень волны»…
68
Через неделю Тамара Леонидовна переехала к дочери, и дни беременности для обеих стали пролетать совсем незаметно.
После переезда к ним тещи, Глеб вздохнул спокойно и вплотную занялся своей фирмой. После пережитого (предательства друга, тюрьмы, ранения) он стал жестче, требовательнее, панибратские отношения больше не допускалось (особенно с женщинами), он перестал попадать в двусмысленные ситуации, очень волновавшие и задевавшие его жену.
Илья Семенович вместе с Диной сдали тест на отцовство, оформили документы на дочь. После официального отказа от ребенка, Илья Семенович выплатил Дине приличную сумму, и она исчезла из их жизни. Диану он забрал из больницы и поселил в гостевой домик с нянями и опытной медсестрой… В свой дом поселять «байстрючку» (по словам Инессы Сергеевны) Илья Семенович не захотел, хотя ежедневно навещал ребенка, справляясь о ее здоровье.
Ирина же через день старалась навещать «сестричку», Тамаре Леонидовне приходилось ездить с дочерью в дом своего бывшего любовника, который после официального развода заботился о «будущей мамочке» и сыночке с удвоенным энтузиазмом, что воспринималось по настроению: то в штыки и как назойливость, то благосклонно и даже разрешением «погладить животик». От всех дорогих «сюрпризиков» Тамара Леонидовна отказывалась — исключение составили только маленькие золотые иконки для нее и их ребенка. В один из дней бродя по дому в отсутствие хозяина, она заглянула в одну из гостевых спален и ахнула — комната была полностью готова к появлению сына… Это очень подкупило и на следующее предложение поселиться в огромном особняке, она не сказала решительного «нет», а просто неопределенно пожала плечами…
Девочка Дины была такая худенькая и «несчастненькая», что обе беременные женщины прониклись жалостью к ней и относились к Диане, если не с любовью, то с большой симпатией и сочувствием, постепенно привыкая к ее появлению в их общей семье.
Получив развод Илья Семенович делать предложение не спешил: не желал терять свободу, сомневался в принятии предложения, а главное, из-за боязни разочароваться в семейной жизни с избранницей — пока его все устраивало: он работал, наезжал, заботился, исполнял желания… все (и даже требование заниматься «осторожненьким сексом», во время которого ему позволено было наглаживать и нацеловывать животик с ребеночком, умиляться и извиняться, удовлетворять и удовлетворяться…). «Только необходимый для разрядки и получения удовольствий секс!» — категорично заявляла Тамара, решительно отвергая поползновения нежных обнимашек и поцелуйчиков Ильи, а его это вполне устраивало, и он старался видеться каждый день и проводить все больше времени вдвоем… втроем, но о совместном житье-бытье речи не заходило.