Не верь
Шрифт:
— Тогда наш недруг останется жить. Попытка не первая и особого переполоха не вызовет, да и сам объект для нападения шума не любит. Мы же тогда выработаем более сложный путь и подготовимся.
— Почему бы сразу не поступить подобным образом?
— Потому что прошлый раз мы уже продумывали все до мельчайших подробностей. Казалось бы, куда ему деться от двух автоматчиков? А он и ныне здравствует. Пришить бы гадину без всяких хитростей, — разошелся Косолапый. Он не простил генералу, что потерял едва ли не самых лучших боевиков.
— Мы по-другому поступим. — Косолапый заметил, как хитро блеснули
— Его зама — полковника Зубарева.
— А почему так думаешь?
— Потому что он человек Зимбера, и уж тот для него постарается.
— Молодец, — похвалил шеф. — Может, подскажешь, как мы можем использовать полковника?
Верещагин задумался, но на ум ничего стоящего не приходило.
— Все очень просто. Кто, как не Зубарев, может выкрасть табельное оружие генерала? Должен же он для себя постараться.
— А если откажется?
— Да он спит и видит генеральские погоны. Давно начальника подсиживает, да зацепиться не за что, честен тот и чист.
— Если иметь заранее генеральский пистолет — задача значительно упрощается, — не мог не согласиться с доводами Ерофеева сподвижник.
Захваченный собственной идеей, Юрий Юрьевич расхаживал по кабинету с радиотелефонной трубкой и набирал номер Зимбера.
— Исаак Давидович? Извини за поздний звонок. Не разбудил? Вот и прекрасно. Тогда отложи сон еще на полчасика, к тебе мой человек заскочит, поделится кое-какими соображениями по поводу недавнего разговора. Хорошо, он подождет на углу дома. Только перезвони мне сразу после встречи с ним. Жду с нетерпением. — Он оторвал трубку от уха. — Слышал? — спросил у Косолапого. — Тот прикрыл в знак подтверждения глаза. — Тогда не смею задерживать. Детали обсудим завтра.
Гонтарь успел выпить две чашечки кофе и выкурить целую сигару, прежде чем Исаак Давидович вышел на связь.
— Мы же договорились, что свои проблемы ты сам решаешь, — чувствовалось по напору, с которым он начал телефонный разговор, — абонент недоволен, что его впутывают.
— Пойми, дорогой, что я не отказываюсь. Но глупо не воспользоваться благоприятными обстоятельствами, которые сводят степень риска к минимуму. И ты не в последнюю очередь заинтересован в благоприятном для всех нас исходе. Да и твой новый протеже попадет под колпак, самому же легче будет им управлять.
Голос Ерофеева звучал вкрадчиво, в форме просьбы, к тому же и впрямь выстраивалась перспектива для абонента и его ставленника. И интонация Зимбера потеплела.
— Я поговорю с человеком, — в беседе не упоминались имена и фамилии, — но не обещаю, решение за ним.
— Договорились.
На следующее утро Косолапый доложил, что Зимбер кричал на него не хуже базарной бабы. Но отметил, что перед этим предложение выслушал с подобающим вниманием.
— Подождем результатов. — Гонтарь не волновался. Уж он-то знал людишек, стремящихся сделать карьеру любой ценой. А полковник Зубарев явно относился к их числу. — А пока займемся Смугловой, хватит девчонке скучать в одиночестве.
Глава тринадцатая
Представитель военной прокуратуры, предъявив на КПП удостоверение, прошел на территорию части в сопровождении человека в гражданской одежде. Этим человеком был не кто иной, как Петр Валерьевич Сушняков. У него накопились вопросы к исполняющему обязанности командира воинской части, но того на месте не оказалось. Тогда он решил сначала допросить свидетелей по делу об убийстве сержанта Строгова, в котором обвинили призывника Шумилина. Его командировка послужила новым психологическим ударом по Серебрянникову и Антонову, которые еще не совсем оправились после ночных допросов самого Шумилина. Отсутствие майора Ильина только усиливало их растерянность.
Сержант Серебрянников переминался с ноги на ногу на пороге кабинета, который должен был занимать Ильин. В настоящее время в нем расположились Сушняков и подполковник Геннадий Владимирович Бузукин.
— Проходи, сержант, не стесняйся, — предложил последний. — Петр Валерьевич хочет с тобой побеседовать.
— По какому поводу?
— Ты свидетель в деле об убийстве твоего сослуживца, — напомнил представитель милиции, раскрывая папку.
Тимофей покорно опустился на свободный стул и приготовился повторить все то, что уже говорил раньше. Но Сушняков не просил его о повторении предыдущих показаний. Он просил парня воссоздать обстановку купе, показать, кто и где стоял, как действовал, что говорил. Свидетель, не подготовленный к следственному эксперименту, путался, выкручивался, но выдержал испытание до конца.
— Можешь идти, — неожиданно отпустил его Сушняков. Сержант с облегчением вздохнул. Ему казалось, что он вышел из положения с честью.
Младший сержант Антонов подвергся такому же допросу. Путался он меньше сослуживца. Но у них не было времени договориться между собой, и при сравнении протоколов бросались в глаза расхождения в показаниях. Майор милиции показал это подполковнику.
— Получается, что подозреваемого раньше оговорили, — пришел к выводу Бузукин.
— Изучив дело, я не сомневался в этом и до командировки, — ответил собеседник.
— Почему тогда ты их отпустил? — Они провели ночь в одном гостиничном номере, успели сдружиться и перейти на «ты». — Не исключено, что убийца один из них.
— Пока не доказано, кто именно убил Строгова, теоретически такое возможно, но скорее всего убийцей является капитан, а ныне майор Ильин. Оба допрошенных свидетеля врут, но у них прослеживается определенная тенденция: они не оправдываются, а выгораживают командира. Следовательно, можно предположить, что они заинтересованные свидетели, а Ильин — убийца.
— Но и Шумилина исключать рановато.
Подполковник закурил и предложил коллеге, но тот отказался.
— И Серебрянников, и Антонов показали, что капитан находился на месте, откуда был произведен выстрел, хотя оба утверждают, что выстрелил Шумилин с противоположной от входа стороны. У меня на руках заключение экспертизы, как вошла и вышла пуля. К тому же, что немаловажно, тело убитого в момент выстрела находилось в воздухе, головой вниз. Именно это и утверждал на допросе подозреваемый. Ко всему прочему, он кандидат в мастера спорта по вольной борьбе, значит — единственный, кто мог исполнить профессиональный бросок через голову. Раз пуля вошла в летящее тело, то и получается, что Шумилин Строгова бросил, а стрелял другой.