(не)верная
Шрифт:
Любимая: «В другой ресторан поедем».
Любимая: «Этот мне надоел».
Молодая, наверное, совсем. Только молодёжь сейчас строчит мелкими сообщениями. Одно среднее послание у них превращается вот в такую кучу бесперебойного треньканья.
«Видала, – завозился внутри меня чертёнок, ядовито брызгая ядом, - ресторан Славкиной Зайчихе не нравится. Другой подавай, бедняжечке. А он молодец, всё поровну разделил – любовнице цветы и рестораны, жене бытовуха и скандалы. И главное, всем всё хватает».
Следом стали просыпаться чувства: обида,
Мне больше не нужно метаться и что-то придумывать, чтобы починить «семейную лодку»: Титаник давно уже на дне и порос кораллами. Я больше не обязана прыгать перед Славиком и заглядывать ему в рот: а что он подумает; а вдруг ему не понравится; а как ему будет удобнее? Всё, ёжик сдох. Наша семья закончилась не сейчас, а в тот момент, когда Славик в своём телефоне записал контакт любовницы не «Борис Семёныч», как делают все нормальные мужья, а «Любимая».
А кстати… я достала свой мобильный и набрала номер Славика. На экране его аппарата зажглась надпись «Мымра» и запрыгал значок с зелёной трубкой.
Ой, фу-у… так пошло, что уже и не смешно. Какой-то низкоуровневый анекдот для быдла получается. Моё чувство юмора отказывается его воспринимать. Надо же, и слово-то какое выискал – мымра…
Ладно, если рассудить не торопясь, то, положа руку на сердце, можно признаться, что я могла бы простить мужу измену. Закрыла бы глаза на произошедшее и сделала вид, что ничего не видела и не знаю. Мало ли какая там могла быть причина? Двойник Анжелины Джоли ноги перед ним раздвинул, его бес и попутал, не смог отказать. Чего там уж душой кривить, правда? Сама вчера по Седову текла, мозг напрочь отключился. Не остановись он, ещё неизвестно, чем дело бы кончилось.
Но тут совсем другая ситуация. Славик совершил предательство. Променял семью на щель между ног. Которая, между прочим, такая же, как и у меня – вдоль. Ни фига не поперёк. И обладательница этой самой щели тоже, как и я, состарится в положенный срок.
Так в чём же дело, дорогой? Потрахивал бы её по-тихому, да и всё. Зачем же семью доводить до такого состояния? Мы со Стёпкой разве виноваты, что у тебя там «любофф» на старости лет нарисовалась? Что ты из нас всю душу-то вытянул, питекантроп ты недоэволюционировавший?
Да что я пытаюсь найти ответы на очевидное? Ему так удобно, вот и всё. Здесь перед ним танцуют, там он сам козликом молодым скачет… Но к счастью, наконец, всё открылось. Никто больше никому ничего не должен. Всё, кончилась наша семья. Ура, свобода попугаям.
На душе вдруг стало спокойно и как-то радостно. В теле появилась давно забытая певучая лёгкость. Я встала, аккуратно положила телефон Славика на стол экраном вверх, включила телевизор на музыкальном канале, сделала звук на всю громкость и вернулась к уборке. Принялась тереть плиту, подпевая и пританцовывая.
Славик ввалился на кухню как был – одетый и в уличной обуви. Красный и с вытаращенными глазами. Я, глядя на него, хихикнула: он что, сюда от дома Зайчихи
Славик что-то сказал, но его голос утонул в рёве музыки. Он раздражённо схватил пульт и выключил телевизор. Тишина опустилась оглушительным покрывалом. Славик снова открыл рот, чтобы что-то сказать, но его перебил звук собственного телефона: его «любимая» потеряла терпение, и принялась сыпать сообщениями с удвоенной силой.
Бедняга замер с выпученными глазами и за мгновение успел сменить цвет лица от бордового до землисто-серого и от зелёного до пепельно-белого. Я аж залюбовалась открывшейся взору немой сценой: красота, в кино такого не увидишь.
– Что-то забыл, дорогой?
– ядовито пропела я.
Телефон не затыкался ни на секунду из-за входящих сообщений. Славик схватил его и прижал экраном к себе. Я презрительно скривилась: поздно шифроваться, Штирлиц. Твоя «любимая» провалила все явки и пароли. И не факт, что не специально.
Славичек прищурился, подозрительно смотря на всю такую весёлую меня. Тут даже дураку понятно, что от плиты мне прекрасно был виден экран его смартфона. Он сдулся, как воздушный шарик, и тихо проблеял:
– Телефон…
Оу, мне наконец-таки перестали отвечать ором?
– М-м, - напоказ понимающе кивнула я и не удержалась от колкого замечания: – Поздно тебя не ждать? Будешь рано, все ещё спать будут?
Славик вздрогнул и побелел ещё больше. Его руки с телефоном заходили ходуном. Я вздохнула и укоризненно покачала головой: поберёгся бы, нервишки-то совсем слабенькие. В таком состоянии валидольчик под язык и на диванчик, а не по любовницам бегать, да с ними от жены в шпионов играть.
– Да… надо задержаться на работе…
Он что, до сих пор надеется, что я не в курсе? Вот наивный…
– Угу-угу, смотри, не переработайся, - насмешливо хмыкнула я. – От работы кони дохнут, а ты на бессмертного пони, извини, совсем не похож. Помрёшь ещё. А мне потом морока – нового мужа себе ищи… В моём возрасте, сам понимаешь, хлопотно уже наа свиданки, в кино да рестораны бегать, - и с удовольствием чуть-чуть понаблюдала тяжёлый мыслительный процесс на его лице. Ага, допетривай уже, что я всё знаю. Принимай этот факт к сведенью.
Но пауза затягивалась. А говорить ему напрямую и портить себе настроение очередным скандалом, в котором меня оставят виноватой, не хотелось. Молча подошла, забрала пульт от телевизора, включила музыкальный канал обратно, прибавила звук и отвернулась, показывая, что аудиенция окончена. Всё, вали.
* * *
Выходные у меня прошли от слова «никак». На меня нападала то беспричинная радость, то я принималась поливать горькими слезами свои впустую потраченные годы семейной жизни. Мне было жаль себя, Стёпку и… даже Зайчиху. Молодая дурёха ещё не понимает, в какую жопень собирается влезть. Весь этот лощёный вид Славика - плод моих трудов, моих усилий. И когда мы с ним разведёмся, это ярмо он повесит уже на её шею.