Не верю!
Шрифт:
Леша длинно выматерился, развернулся и ушел на другую сторону костра.
Ася молчала, не понимая, что происходит. Димка сел рядом и сжал ее руку.
— Не спрашивай, ладно? — попросил он. — И…прости, что сорвался.
— Это ты прости, что сразу не сказала. Мне…мне так было проще.
«И мне», — раздраженно подумал Дима, но больше ничего не сказал и просто привлек к себе девушку.
Ася прижалась, жадно вдыхая его запах, которым не могла надышаться. Пусть последний вечер пройдет не так, как хотелось, но все же лучше рядом
Несмотря на всю возбужденно-бурлящую атмосферу, которая шумела и пузырилась вокруг, они будто были одни. Сначала просто тихо обнимались, а потом неожиданно разговорились. Про всякую ерунду, но разве это сейчас важно? Ася слушала, а сама смотрела на него и не могла наглядеться. Сегодня ведь можно. Какие у него четко очерченные скулы, какие красивые упрямые губы, как блестят глаза под ровными полосками широких черных бровей, а тень от ресниц падает на смуглую щеку…
— Дим, никак не могу понять, какого цвета у тебя глаза: зеленые или серые?
— Хамелеоны. Все время меняются.
— От настроения?
— Наверное. Они бывают примерно одного цвета, только когда я спектакль играю.
— Почему ты в этом году нигде не играл?
— Из нашего театра только мы с Брегусом приехали. Наш режиссер сейчас сильно болеет, так что мы пока ничего нового не ставим.
— Ты хорошо играешь.
— А ты разве видела? А…Ромео. Да, неплохо вышло, мне самому понравилось.
— Не думал сделать это своей профессией? — Ася задала вопрос вроде бы небрежно, а сама затаила дыхание. Почему-то ей был очень важен ответ. Димка молчал. Курил. Ася молчала. Ждала.
— Пообещай пока никому не говорить, хорошо? Из наших знает только Лешка. Я… в общем, я поступил на первый курс ГИТИСа.
— Ты?! — Ася ждала какого угодно ответа, но не такого. Димка? Будет учиться в Москве? Станет профессиональным актером? Она не могла понять, огорчает ее это или радует. — Ты молодец. Трудно было?
— Интересно, — усмехнулся он неожиданно по-взрослому и швырнул окурок в костер. — А ты где работаешь?
Спросил наконец. Ася думала, что уже и не поинтересуется.
— В Томском драматическом театре.
— Давно?
— Два года уже, — с вызовом сказала Ася, — мне двадцать пять, если ты вдруг забыл.
— Остынь, женщина, — усмехнулся Дима, — я же просто спросил. А у нас в Саянске даже театра профессионального нет. Два любительских только… Один наш, а второй «Маски» — там, где Ольга и Сонька занимаются.
— Саянск… — Ася ни разу не слышала про такой город, — Он красивый?
— Он дыра, — отчеканил Димка, и в его голосе зазвенела злость, — Оттуда надо валить и как можно скорее. Я вот скоро свалю и очень, блин, рад этому.
«Ого, какие мы», — подумала Ася, но промолчала. Последний вечер не лучшее время для споров. Их и так сегодня было больше, чем нужно. Сама она не считала, что за счастьем непременно нужно ехать в столицу, которая чаще всего сжирала романтически настроенных провинциалов и даже косточки
Димку, видимо, экзистенциальные вопросы не мучили, он ловко перехватил у соседа гитару и уже пристраивал ее на колено. Асе пришлось покинуть удобное плечо, и она с любопытством наблюдала за его длинными пальцами, уверенно скользящими по грифу. Странно, но в этом году ей не приходилось слышать, как Димка играет. Три года назад, помнится, мальчишки лабали у их костра что-то невыносимо панковское и уж совсем невыносимо дворовое, и Варламов тоже, кажется, был в числе «бардов». Что же будет сейчас?
— Ты хорошо играешь?
— Да, — Дима сосредоточенно перебирал струны и подкручивал колки, настраивая гитару под себя. Скромность не входила в длинный список его достоинств.
— Давай, Димас! — зашумели все. Предыдущие певцы такого энтузиазма не вызывали. Может, он и правда хорошо играет? — Давай нашу! Нет, Цоя! Агату Кристи! Сектор Газа!
Димка поднял руку — все затихли. Он слегка склонил голову и тронул струны. Знакомые с детства аккорды полились неожиданно гармонично…
Луч солнца золотого тьмы скрыла пелена,
И между нами снова вдруг выросла стена…
У Димки был точный слух и замечательный голос: сильный, звенящий и в то же время какой-то бархатистый. Ася не помнила, как называется такой тембр — по вокалу ей поставили «четыре» только за старание и хорошую зачетку, но слушать его было очень приятно. Вскоре к исполнению подключился дружный хор из всех сидящих у костра. Но Ася старалась слушать только Димку.
Ночь пройдет, наступит утро ясное,
Знаю, счастье нас с тобой ждет.
Ночь пройдет, пройдет пора ненастная. Солнце взойдет!
Разумеется, песня не исполнялась в ее честь, и никаких жгучих взглядов в ее сторону Варламов не бросал. Это было как-то понятно и даже нисколько не обидно. Но все же слушать песню о любви в его исполнении было… приятно.
Потом, конечно же, были и Сектор газа, и Сплин, и Цой — тот самый, который вечно жив. Еще он пел для Аси «Ветер» Шевчука, и они вместе вспоминали второй куплет. Так, кстати, целиком и не вспомнили. По ее просьбе Димка подбирал аккорды к любимой «Это все, что останется после меня…», а переставший злиться Брегус горланил: