Не вижу зла

Гриппандо Джеймс

– Заявляю протест.

– Протест отклоняется.

Она поднесла руку ко лбу, явно страдая от душевных мук.

– Я больше ни в чем не уверена.

Прокурор подошел к ней ближе. Потом он оглянулся на Джека и смерил его уничтожающим взглядом, прежде чем задать последний вопрос.

– Миссис Харт. Есть кто-нибудь,кому вы не лгали?

Джек уже собрался заявить протест, но бывают моменты, когда адвокат, очертя голову бросаясь на защиту своего клиента, способен принести ему больше вреда, чем пользы. Линдси

дрожала всем телом, она была на грани срыва, но ей придется найти в себе силы, чтобы выстоять и отразить нападение в одиночку.

– Я не лгунья, – заявила она. – И я никогда не лгала этому жюри присяжных.

«Хороший ответ», – подумал Джек.

Но теперь он и сам не знал, верит ли ей.

В работе судебного заседания был объявлен перерыв на обед, и Джек едва успел наспех перекусить и сделать несколько телефонных звонков. Один из них напрямую касался Брайана.

В своих показаниях Линдси вскользь упомянула о том, что ее сын, несмотря на глухоту, способен немного говорить, и эти ее слова осели у Джека где-то в закоулках памяти. Он вспомнил свой разговор с Алехандро Пинтадо, который сказал ему, что после того как судебный процесс закончится, Брайан поедет в лагерь для детей с нарушениями слуха. Эти два заявления никак не согласовывались между собой, но зато заставили его задуматься над тем, что Линдси рассказала ему о состоянии Брайана едва ли не в первую их встречу. Он родился глухим, и это дало Линдси повод утверждать, будто Джек и Джесси знали о физическом недостатке ребенка до того, как отдать его на усыновление. Джек установил, что Джесси, скорее всего, просто не могла знать об этом, однако его любопытство было вызвано совершенно иными причинами, не имевшими ни малейшего отношения к тому, что могла, а чего не могла знать Джесси.

Скорее, речь шла о том, сколько раз Линдси солгала ему.

Естественно, у Джека не было прямого доступа к истории болезни Брайана, зато он умел, приложив некоторые усилия, добиваться того, что ему требовалось. Выбрав в здании суда тихое место в комнате для адвокатов, он обратился в справочный стол, после чего набрал номер единственного во Флориде лагеря для детей с нарушениями слуха.

– Здравствуйте, – начал Джек. – Я звоню вам, чтобы получить некоторую информацию общего характера.

– Какого рода информация вас интересует, сэр? – спросила женщина.

Джеку не хотелось лгать ей в открытую, но он также не хотел, чтобы она догадалась о том, что ему нужны сведения об уже внесенном в списки ребенке. Поэтому он сказал:

– У моего знакомого есть десятилетний мальчик, которому, думаю, пошло бы на пользу пребывание в вашем лагере.

– Большинству детей лагерь приносит огромную пользу. Какого рода нарушения слуха у этого мальчика?

Из разговоров с Линдси Джеку были известны некоторые медицинские подробности, но ему пришлось подумать несколько секунд, прежде чем дать правильный ответ.

– У него билатеральная нейросенсорная потеря слуха.

– В какой степени?

– Я не очень разбираюсь в терминологии,

но, полагаю, речь идет о глубоких нарушениях.

– Мы считаем глубокими нарушения, превышающие девяносто один децибел. Это означает, что ребенок, вероятно, не может слышать даже громкие звуки без специальных усилителей.

– Именно так все и обстоит.

– Это врожденный или приобретенный дефект?

– Он родился таким.

Женщина на линии явно заколебалась, потом спросила:

– Вы уверены?

– М-м, да. Как я уже говорил, у него нейросенсорная потеря слуха.

– Не хотелось бы обидеть вас, излагая прописные истины, но подобный дефект называется нейросенсорной потерей слуха в отличие от звукопроводящей потери. Проще говоря, она означает, что повреждены нервы и повреждение обычно необратимо. Но в случае с нейросенсорной потерей слуха причины, вызвавшие ее, могут быть как врожденными, так и приобретенными.

– Я уверен, что у него – врожденная патология.

– Собственно, почему я спрашиваю вас об этом. Если она врожденная, то наш лагерь – не совсем подходящее место для вашего мальчика.

– Почему?

– Потому что у нас нет специалистов, способных лечить детей с доречевой глухотой. Дети, которые сюда приезжают, получили некоторые навыки языкового общения до того, как потеряли слух, – это приобретенный дефект.

Джек крепче стиснул в руке телефонную трубку.

– Вы хотите сказать, что в вашем лагере нет детей с врожденной потерей слуха?

– Нет тех, у кого глухота достигла абсолютной степени. Как я уже говорила, у нас нет специалистов такого профиля. Так что лагерь – неподходящее место для такого ребенка.

– Понимаю, – пробормотал Джек.

– Если вы зайдете на наш веб-сайт, то найдете там ссылки на другие замечательные заведения, которые больше подходят вам по профилю.

– Я так и сделаю. Большое вам спасибо.

Джек повесил трубку. Директор лагеря изложила все предельно просто. Точно так же и Линдси совершенно недвусмысленно дала понять, что Брайан страдает врожденной глухотой. Тем не менее, чета Пинтадо приняла меры к тому, чтобы отправить своего внука в лагерь, который не годится для таких детей, как Брайан. Следовательно, оставались всего две возможности. Либо семейство Пинтадо ошиблось с выбором лагеря, что было маловероятно. Либо…

Джек повернулся к окну, бездумно глядя на поток автомобилей внизу. В памяти у него внезапно всплыли фрагменты перекрестного допроса, проведенного прокурором.

«Ложь, ложь, сплошная ложь».

Джек сунул сотовый телефон в карман и направился в конференц-зал, находящийся рядом с залом суда, где обедали София и Линдси. Поскольку Линдси была под стражей, снаружи у дверей стоял охранник. Он разрешил Джеку войти.

Джек сразу же принялся за Линдси, глаза его сверкали.

– Как Брайан потерял слух?

Она уже собралась ответить, но потом закрыла рот, наконец-то обратив внимание на выражение лица Джека.

– А кто хочет знать об этом?