Не все трупы неподвижны
Шрифт:
— Я дам тебе пять евро, а ты принесешь мне ваши фотографии. Мадам Луизы, мсье Франсуа, Кассандры, Адольфа. Всех вас. Сделаешь?
Анибаль нерешительно переступает с ноги на ногу.
— Мама’ будет ругаться.
— А мы ей не скажем.
Выход найден. Анибаль облегченно вздыхает. Оказывается, как всё просто!
— Хорошо.
Он протягивает руку за пятёркой, однако я прячу её в карман.
— Тогда я жду тебя в своей комнате. Принесёшь фото — получишь пять евро. О’кей?
Нечаянная прелесть Анибаля в том, что бедолага не задает дурацких вопросов: «А зачем тебе наши фотки? А что ты будешь с ними делать? И вообще, какое тебе дело до семейства Камбрэ?» Попросил хороший человек, значит, надо. Лишь бы мама’ не ругалась.
Расстаюсь с Анибалем и возвращаю себя в отель. Бельгийских байкеров у крыльца нет. Видимо, отнесли свой багаж наверх и сейчас осваиваются в номере. Едва успеваю отдышаться у себя на диване, как в дверь несмело стучат. Открываю. Анибаль пугливо входит и, как в прошлый раз, останавливается на пороге. В руках он держит потрёпанный пухлый альбом.
— Спасибо, Анибаль. Вот твои деньги. Можешь купить себе много печенья.
— Я коплю.
— На что?
— На подарок Адольфу.
Я удивлён.
— А что ты хочешь ему подарить?
— Не знаю. Я же глупый.
Анибаль показывает язык.
Мне необходимо остаться одному, чтобы переснять фотографии, поэтому строго говорю слабоумному:
— Я ненадолго оставлю альбом у себя. После ужина заберёшь. О’кей?
— Хорошо.
Больше я не хочу изводить себя его скудоумием; прощаюсь:
— Оревуар!
— Оревуар, мсье.
Закрываю за Анибалем дверь на ключ, сажаю себя к столу, открываю фотоальбом. Неторопливо перелистываю картонные страницы, внимательно рассматривая картинки чужой жизни. Сначала идут старые чёрно-белые фотографии с обломанными углами, затем их сменяют современные цветные. Вот помолодевшая на полвека тётка Шарлотта с прабабкой бульдожки Стичи на руках. Вот безбородый Франсуа на своих двоих. Вот он и счастливая Луиза на свадьбе в Сете. А зубищи-то у неё и в молодости были будь здоров. Вот пригожий мальчик Адольф в матросском костюмчике. Фирменного злобного взгляда пока нет и в помине. Вот карапуз Анибаль, с неизменной улыбкой на огромной голове, доверчиво прижался к мамкиным коленям. Я смотрю на фото и грустно размышляю о том, почему же наши милые, с незамутнёнными глазками дети с возрастом часто превращаются в кровожадных типов, исподлобья глядящих на весь белый свет.
Переворачиваю последнюю страницу альбома. Ни одной фотографии Кассандры в нём нет. Похоже, что их кто-то удалил. Кто? Вот тебе и ещё одна тайна семьи Камбрэ. Зато есть несколько снимков Жискара. Давно открытый мною закон всемирной компенсации работает и в Лурде. Этот закон гласит: если в этом месте чего-то нет, то обязательно найдётся что-то другое. Моряк с сигарой в зубах позирует на палубе большого белоснежного катамарана. Судно пришвартовано к набережной, вдоль которой тянется ряд невзрачных домишек. На набережной высажены пузатые, с растрёпанными верхушками, средиземноморские пальмы. Сет? Вытаскиваю фото из альбома. На обратной стороне написана дата и адрес. На всякий случай запоминаю. Потом откладываю альбом в сторону. Ясно, что если я хочу узнать о Камбрэ больше, нужно ехать в Сет и встретиться с Жискаром. Но как мне туда добраться? От Лурда до Сета добрых четыреста километров. По немецким меркам — край света. Да и по французским не ближе.
Первый ужин без Камбрэ, но с новыми постояльцами «Галльского петуха» проходит совершенно в другом ключе. Больше нет напряженной тишины и ожидания чего-то ужасного. Какая там тишина! Де Миньоны болтают наперегонки, как поддатые телеведущие. Да к тому же Жан включает телевизор на полную громкость, будто без оглушительной рекламы Жанна не знает, каким средством лучше мыть унитазы. Хорошо ещё, что болгарин оказался не таким шумным. Его зовут Живко Пападопулосов. Впрочем, весёлые бельгийцы не могут договорить его невообразимую славяно-турецко-греческую фамилию до конца и сокращают её наполовину: Пападо. Пападопулосов не возражает. Длинная шея. Лысина. Навсегда печальные карие глаза у переносицы. Заторможенная реакция. Этот высокий неулыбчивый человек лет пятидесяти немного говорит по-русски и по-немецки. Немногословно сообщает о себе самое важное: бухгалтер из Варны, русский учил в школе, немецкий осваивал в Германии, где работал мойщиком окон. Сообщает и утыкается в свою тарелку. Какой-то он унылый овощ, хоть и Живко. А может, просто чем-то болеет и приехал сюда исцелиться?
За ужином нас обслуживает одна Луиза. Кассандра не появляется. После обеда я её вообще не видел. В отсутствие строгого трезвенника мсье Франсуа мадам Луиза, любезно показывая зубы, ставит на стол бутылку кампари. Ура, долгожданный аперитив! Из болтовни де Миньонов узнаю, что они брат с сестрой. Очень богатые люди, увлекающиеся мотоциклами, путешествиями по Европе. Оба холостые. Категорически не хотят стареть, превращаться в солидных скучных буржуа с кучей сопливых ребятишек. Байкерские клубы, рок-фестивали, лёгкие наркотики — эта тема им всё ещё близка, несмотря на не юный возраст. В общем, скажи, как выглядит твой банковский счёт, и я скажу, кто ты. В этом году де Миньоны решили съездить в Испанию, а по пути посмотреть Францию. Они были в Тулузе и завернули в Лурд. Отсюда отправятся в Барселону.
— Мы же с Жанной добрые католики! Как можно было проехать мимо Лурда и не поклониться святой Бернадетте? — смеётся коротышка Жан. — Это наш самый дальний вояж на юг по восточной границе Франции. До этого мы уже изучили всё атлантическое побережье от Бреста до Бордо.
— А в Средиземноморье вы были? — интересуюсь я, перекрикивая телевизор.
— Само собой, мсье Росс! Два года назад месяц загорали в Ницце. Видели Марсель, Тулон, Монте-Карло.
— Братик, ты забыл сказать, что сегодня утром мы заезжали в Сет. Он ведь тоже на Средиземном море, — вставляет Жанна.
— А ведь точно! — хлопает себя по лбу Жан. — Мы ещё в Сете были. Непрезентабельный городишко.
— А туда зачем заезжали?
— По дороге случайно узнали, что в Сет на несколько дней зашли знаменитые русские парусники. Вот и захотели на них взглянуть.
— Что за парусники?
— «Седофф» и «Крузенштерн», — с трудом выговаривает Жан. — Как-то так. Эти кошмарные русские названия находятся за гранью добра и зла.
Вздыхаю. В детстве я мечтал стать моряком.
— Завидую вам. Я бы тоже хотел посмотреть эти корабли. Я ведь из России.
— О-ля-ля! Мы с Жаном почему-то сразу так и подумали: мсье Росс — из России! — восклицает Жанна.
Пападопулосов не принимает участия в нашем разговоре. Он сосредоточенно ест картофельную запеканку, думая о чём-то своём, болгарском.
Ужин готовится закончиться не менее приятно, чем начался. По просьбе Жана Луиза делает нам дижестив — чудесный коктейль из красного портвейна, бренди и яичного желтка.
— О, я обожаю порто-флип! — восторженно заявляет коротышка, наблюдая за тем, как зубастая Луиза ловко смешивает в шейкере ингредиенты коктейля со льдом.