Не все

Спивакова Сати

Я рванула в артистическую, крича сразу всей очереди:

— Ради Бога, извините, он сегодня не сможет ни с кем говорить.

Быстро переодела Володю в свитер на голое тело, и мы побежали. В тот момент, когда я выхватила его из артистической, я увидела, что в середине очереди стоит Булат. Эта встреча в канун Нового года, после концерта в консерватории, как вспышка в памяти, которая никогда не угаснет: он — в толпе, Володя к нему кинулся, они обнялись, крепко, быстро, в последний раз. Если бы знать, что в последний…

Мы убежали с обещанием позвонить. Даже не сообразили пригласить его с собой. Потом я так ругала себя, думала, а что, собственно говоря, дороже? У меня на сердце это осталось каким-то грузом вины. Остались два стихотворения, свидетельствующие о перекличке между их душами. Они прекрасно почувствовали друг друга. Муж всегда возит эти стихи в футляре скрипки.

Я безумно жалею, что мне не довелось

знать Булата Шалвовича ближе. Ведь вся моя юность связана с его поэзией. Окуджава для меня равноценен Пастернаку или Мандельштаму. С пятнадцати лет у меня была его пластинка 33 оборота, на конверте — портрет с сигаретой, такой коричневый дагерротип. Как только закрою глаза и вижу эту пластинку, вспоминается очень дорогой мне отрезок жизни конец школы, начало института, наши поездки в колхоз, в деревню Княжево под Волоколамском, когда мы, студенты ГИТИСа, согревались у костра и пели «Виноградную косточку». Все его песни — «О московском муравье», «Прощание с новогодней елкой», «Опустите, пожалуйста, синие шторы»… — великая поэзия. Он пел ее под музыку, и второго такого трубадура эпохи не было — философа, поэта, музыканта. Наверное, я не одинока в этой любви. И я безмерно горжусь стихами Окуджавы, посвященными Спивакову. Володя сам — человек щедрый, но в то же время он совсем не избалован вниманием и щедрым отношением к себе. Ему мало посвящено произведений, но то, что ему посвящено — дорогого стоит. И стихотворение Булата в этом ряду. Для меня эти стихи очень важны.

ОТЪЕЗД

Владимиру Спивакову С Моцартом мы уезжаем из Зальцбурга. Бричка вместительна. Лошади в масть. Жизнь моя, как перезревшее яблоко, Тянется к теплой землице припасть. Ну а попутчик мой этот молоденький Радостных слез не стирает с лица: Он и не знает, что век-то коротенький, Он все про музыку, чтоб до конца. Времени не остается на проводы… Что ж, они больше уже не нужны Слезы, что были недаром ведь пролиты, Крылья, которые Богом даны? Ну а попутчик мой только и верует Жару души и фортуне своей, Нотку одну лишь нащупает верную И заливается как соловей. Руки мои на коленях покоятся, Горестный вздох угасает в груди… Там, позади — «До свиданья, околица!»… И ничего, ничего впереди. Ну а попутчик божественной выпечки, Не покладая усилий своих, То он на флейточке, то он на скрипочке, То на валторне поет за двоих. 1994 г. Булат Окуджава

ПУТЕШЕСТВИЕ ДИЛЕТАНТА

Булату Окуджаве С Моцартом мы уезжаем из Зальцбурга, Бричка вместительна, лошади в масть. Сердце мое — недозрелое яблоко К Вашему сердцу стремится припасть. Молодость наша — безумная молния, Вдруг обнажившая Землю на миг. Мы приближаемся к царству безмолвия, Влево и вправо, а там — напрямик. Вместе мы в бричке, умело запряженной, Вместе грустим мы под звон бубенца, Смотрим на мир, так нелепо наряженный, Праздник, который с тобой до конца. Медленней пусть еще долгие годы Бричка нас катит дорогой крутой, Пусть Вас минуют печаль и невзгоды, Друг мой далекий

и близкий такой! Музыка в Вашей поэзии бьется, Слово стремится взлететь в облака, Пусть оно плачет, но лучше — смеется. И над строкою не дрогнет рука… В. Спиваков. По пути из Зальцбурга в Вену. 7 октября 1995 г.

КУРЬЕЗ

Самый смешной, необыкновенный да и абсурдный отпуск — наше незабываемое первое лето в Ялте в 1983 году. Мы с Володей знакомы еще только четыре месяца, безумно влюблены, и он приглашает меня на месяц в Ялту. Мы неженаты, счастливы, свободны! Родительское осуждение (ехать отдыхать с мужчиной, будучи незамужем!) не остановило меня.

И вот мы приезжаем в гостиницу, с нами — любимые старые Володины друзья Гриша и Аня Ковалевские. Володе заказан «люкс», Ковалевские в обычном номере. В гостинице «Ялта» «люксы» располагались справа от лифта, остальные номера — слева, а в центре, естественно, денно и нощно несла вахту дежурная по этажу! Абсурд ситуации заключался в том, что в те годы запрещалось ночевать и вообще проживать в одном номере разнополым персонам, не связанным узами брака, а точнее — без штампа в паспорте. То есть мужчина с мужчиной имели право спать в двуспальной кровати без всякого «штампа», женщина с женщиной — тоже, а вот мужчина с женщиной — ни за что!

Итак, в «люксе» официально значились Спиваков и Ковалевский, а в обычном номере Ковалевская и Саакянц. В общем, все по закону. Меня мало волновала вся эта чепуха, хотя нас предупредили, что по ночам регулярно устраивают проверки подозрительных номеров. Сразу по прибытии я вышла на балкон, вокруг волшебное море, вдали — Аю-Даг, в душе — счастье, рядом — любимый… Через несколько минут созерцательного блаженства в номер влетел Ковалевский с лукавыми огоньками в глазах:

— Ребята, я все устроил, этажная дама «заряжена», сегодня живите спокойно.

Ключевой фигурой нашей жизни в гостинице, от которой зависел наш покой, была дежурная по этажу. Но дежурные менялись практически ежедневно! Так что, договорившись с первой посредством флакона духов, Гриша не осознал, что ему придется проделывать сие каждый день. Надо сказать, Григорий, по природе талантливый артист, комедиант, присматривался к каждой следующей дежурной и всякий раз разрабатывал новый подход. Одну можно было подкупить косынкой, чтобы не настучала, что заслуженный артист РСФСР спит в одной постели с невестой, а не с другом детства, другая любила шоколад, третья мечтала об автографе проживающего в той же гостинице эстрадного венгерского певца и т. д. И вот в один «прекрасный» день Григорий появился на пороге с кислой миной:

— В общем, меня послали. Сегодняшняя — старая мымра, ничего ей не надо, короче, ребята, я — пас, сегодня спим по «прописке».

В результате пришлось провести ночь как полагалось по правилам гостиницы. Не знаю, как уж там устроились Спиваков с Ковалевским, мы с Аней всю ночь просидели в шезлонгах на балконе, болтая и давясь от хохота. Самое необыкновенное, что к мужикам нашим и вправду часа в три ночи пришли блюстители порядка, постучали, прошлись по номеру, проверили документы и ушли ни с чем.

Когда же спустя неделю приближалось дежурство нашей «любимой» мымры, Гриша разузнал, уж не знаю как, что она обожает пить чай! Солидная коробка английского чая — и наши с Аней планы снова провести ночь на террасе с сигаретой, семечками и девчоночьим шушуканьем рухнули навсегда!

НАШ БДТ

Дружба оркестра «Виртуозы Москвы» с Большим драматическим театром началась, когда Володя познакомился сразу со всей труппой на гастролях в Ялте. Мы дружили со всем БДТ, с его ядром. Наш БДТ — это прежде всего Георгий Александрович Товстоногов, Евгений Алексеевич Лебедев, Владислав Игнатьевич Стржельчик. Помню, тем летом после концерта «Виртуозов Москвы» в Ялте, куда я не поехала, потому что недавно родилась Катька, Володя позвонил мне безумно воодушевленный:

— Тут такая компания, весь театр БДТ на гастролях. Я со всеми перезнакомился.

Эта удивительная дружба длилась годы.

Когда музыканты приезжали в Ленинград, в БДТ часто изменяли репертуар, чтобы в свободный день «Виртуозы» посмотрели тот спектакль, который они еще не видели. А после спектакля весь театр оставался и «Виртуозы» играли на малой, верхней сцене БДТ сжатый концерт в одном отделении из нового репертуара.

У нас была особая дружба с секретаршей Товстоногова Ириной Шимбаревич Шимбой, как все ее называли. Она любила всех «Виртуозов Москвы» вместе и Володю отдельно. Шимба, когда «Виртуозы» отправлялись обратно в Москву, провожала нас на вокзале и бежала за поездом, пока перрон не кончался. Володя кричал из окна: