Не выпускайте чудовищ из шкафа
Шрифт:
Каменные столбы обозначали ворота. А вот ограды не было. Колеса машины зашуршали по подъездной дороге, что протянулась от улицы к парадному входу. И снова – широкие рубленые ступени, причем явно несимметричные, слева они дальше уходят, скрываясь в каких-то растрепанных кустах. Слева ступени упирались в стену.
– Ключ я взял, - Османов вытащил из кармана связку. – Вроде этот от дверей.
И снова.
Каменный дуб? Здесь? Темная древесина того насыщенного оттенка, который говорит, что дерево было повалено взрослым. А потому топор его не
И ключ вошел в замок.
А дверь отворилась беззвучно. Сила? Выходит, что питающие кристаллы заменили? Почти мило.
Османов пошарил по стене, и вспыхнул свет.
– Строили его давненько уже. Сперва вроде как, чтоб и дом, и чтоб спрятаться можно было. А то ж Дальний ведь, - он оглядывался с немалым интересом. – И многие сюда захаживали, особенно, когда шахты заработали. Да. А там уже и достраивали. И перестраивали. В последний раз аккурат перед войной. Так что и вода, и свет, и все-то прочее будет.
Воздух чистый.
И нет того характерного запаха, который бывает у домов старых и одиноких.
Пол… паркет? Из темного дуба? Такой не в каждом столичном особняке увидишь. Странно, что не разобрали на нужды города.
– Он хорошо сохранился, - матушка провела пальцами по стене. Изнутри дом был облицован мрамором.
– А то… были тут… желающие, но дело такое, - Османов поглядел на коллегу и вздохнул тяжко-тяжко. – Вы призраков не боитесь?
– Призраков? – матушка шла, разглядывая картины, что висели на стенах.
И вновь же, ни пыли, ни паутины.
Убирались?
Или… артефакты? Они существовали, конечно, но были весьма дороги. Слуг держать выходило куда дешевле. Да и вновь же, почему их не забрали? Не знали?
Не поняли?
– Родственнички тут пытались вывезти кое-что, - Османов оперся на колонну. – Но один вон на лестнице шею свернул. Другой уснул и не проснулся. Нет, все-то чисто. Мы смотрели. Пошел слух про призрака… потом еще был случай, когда нашли одного рыбачка в саду-то. Мертвым.
– Чудесное место, - сказала матушка. – Может, здесь гостиница имеется?
– Имеется. Но вам она не по вкусу будет, - Зима подошла к лестнице, что брала начало меж двух крылатых фигур. – Там рыбаки ночуют, ну, когда сезон. Или еще какой люд попроще. А дело не в призраке. Страж.
Бекшеев обернулся.
– Полагаете?
– Знаю, - её ноздри дрогнули, а глаза окрасились желтизной. – Запах уж больно характерный. Я такой прежде встречала.
– Но… здесь…
– Дом и вправду старый. Страж, думаю, тоже. Может даже из тех, которые с домом и делали.
И на пол посмотрела.
Бекшеев тоже посмотрел. Нет. Глупость. Страшные детские сказки про то, что кто-то вот так просто может взять и закопать человека под камнем, чтобы «стояло на века». Это… суеверия.
Изжитые.
Забытые.
И главное, что магии в этом чудовищном действии нет ни на грош. А страж – это магия. Бекшеев даже головой потряс, забывши про боль. А она взяла и напомнила, плеснув огнем на затылок.
– Я тут, если что, съеду, - бывший
– И я, - добавила Зима.
– Вот… и весь наш отдел в полном составе. Если ложечки серебряные не красть или другое чего, то оно вполне безопасно.
Красть серебряные ложечки Бекшеев точно не собирался.
– Благодарю, - сказал он, чувствуя, как боль накатывает волна за волной. Вот тебе и плата за то, что позволил себе расслабиться.
– Я тут скажу… ну, градоправителю, хотя он сам знает. И в таверну пошлю кого. Вы ж без кухарки приехали. А готовить надо. Там вон неплохо кормят, если не побрезгует.
– С-спасибо.
У Зимы ледяные глаза. Сине-серые, и взгляд тяжелый, пронизывающий. А желтизны – по краюшку, если не вглядываться особо, то и не заметишь.
Хорошо.
Глава 4. Сила
Глава 4. Сила
«И как говорят свидетели, г-н Озельский проявляет особое внимание к некой мещанке Ю., которую с ним не единожды видели и порой даже без сопровождения, что для особы благородной было бы недопустимо, но средь людей обыкновенных нравы попроще. Некоторые, приближенные к эксцентричному миллионщику особы, даже берутся утверждать, что г-н Озельский столь увлекся, что собирается сделать предложение. И тем самым опечалить многих прекрасных достойных юных особ. Но мы слухам не верим, и потому надеемся, что весьма скоро костер страсти утихнет и наступит закономерное прозрение»
«Петербургский сплетникъ»
Я заговорила у конторы.
– Иди домой, - сказала я Медведю, который был мрачен и зол. Причем снова большей частью злился он на себя, будто бы и вправду был виновен.
– Дела…
– Да брось, какие дела. Отчеты? Ты их уже и написал, и переписал, и по папочкам разложил. А чего не разложил, то и хрен с ним, - я вытащила из кармана жестянку с карамельками. – Хочешь?
– Все одно…
– Слушай, ну не полезет он сегодня на участок. Рожи что ли не видел? Скрутило его, причем похлеще, чем тебя.
Медведь насторожился.
– Что… видела?
– Да не то, чтобы видела. Скорее уж почуяла.
Пусть даже я не способна больше удержать след, но это не значит, что нюх мне вовсе отшибло.
– Болен он. И серьезно. Таким вот тянет… знаешь, неправильным. Как… - выдавить из себя это слово я не смогла, но Медведь понял.
Кивнул. И задумался.
– Ему за сорок чуть. Стало быть, воевал.
Все воевали. И матушка его, которая прячет изуродованную руку в лайковых перчатках. И не думаю, что дело только в мизинце. Шрамы, они даже у целителей остаются. Хотя целители и научились их прятать.