Не забывать никогда

19 февраля 2014 года.

— Осторожно, Джамал, трава на склоне скользкая.

Накинув плащ, Андре Жозвиак стоял у дверей своей гостиницы-ресторана «Сирена» и чувствовал, что его благоразумный совет, похоже, уже неуместен. Ртуть в термометре, висевшем над меню, усиленно стремилась пересечь нулевую отметку. Ветер практически стих. Кованый флюгер в виде маленького парусника, закрепленный на одной из выступавших балок фасада, был недвижен, словно заледенел за ночь.

Андре Жозвиак наблюдал, как на его глазах на берегу занимался день: таяла тонкая корочка льда, покрывавшая машины, припаркованные перед казино; дрожала, постукивая друг об друга, крупная галька, напоминавшая яйца, отложенные гигантской хищной птицей. На востоке только что пробудившееся солнце лениво поднималось над морем, выкатываясь из-за голой скалы, высившейся в Пикардии, в сотне километров от здешнего пляжа.

Джамал шел мелким шагом. Андре видел, как он миновал казино и начал штурмовать подъем улицы Жан-Эли. Сцепив пальцы, хозяин гостиницы подул в ладони, согревая их. Пора подавать завтрак немногочисленным постояльцам, проводившим зимний отпуск на берегу Ла-Манша. Поначалу он считал этого молодого араба-инвалида чудаком: тот каждое утро совершал пробежку по туристической тропе, одинаково ловко двигая как собственной мускулистой ногой, так и протезом, завершавшимся стопой из углепластика, ввинченной в кроссовок. Сейчас он испытывал к нему подлинную нежность. В возрасте Джамала, иначе говоря, когда ему еще не было тридцати, Андре каждое воскресенье по утрам отмахивал сто километров на велосипеде — Ипор–Ивето–Ипор, в полном одиночестве, и те три часа, что занимала дорога, никто не полоскал ему мозги. Поэтому, когда чумовой парень из Парижа на своей силиконовой ноге каждый день с первыми лучами

Тень Джамала крадучись мелькнула на углу лестницы, ведущей наверх к скалам, и быстро исчезла за мусорными контейнерами казино. Хозяин «Сирены» вышел на улицу и закурил «Винстон». Несмотря на холод, не он один рискнул высунуть нос на улицу. Вдалеке по мокрому прибрежному песку шла почтенная дама с маленькой смешной собачкой на бесконечном поводке. Дерзкий песик, напоминавший игрушку на батарейках с дистанционным управлением, истерически тявкал на пролетавших чаек. В двухстах метрах от дамы, возле воды, засунув руки в карманы потертой коричневой кожанки, стоял высокий субъект и вызывающе глядел в морскую даль, словно намеревался взять реванш над горизонтом.

Затушив окурок, Андре вернулся в гостиницу. Он не хотел, чтобы его увидели в домашнем костюме, небритым и непричесанным, похожим на доисторического человека, вылезшего из пещеры, которую много лет назад покинула мадам Кроманьон.

С регулярностью метронома Джамал Салауи взбирался на самый высокий скалистый берег в Европе. Сто двадцать метров. Когда последние виллы остались позади, дорожка сузилась до пешеходной тропы. Вид открывался до самого Этрета, на десяток километров вдаль. В конце прибрежной полосы Джамал заметил две фигуры: старушку с собачкой и мужчину, стоявшего лицом к морю. Три чайки, напуганные пронзительным тявканьем пуделя, внезапно вылетели из-за скалы и, опережая его, с десяток метров летели у него над головой.

Первое, что заметил Джамал после указателя на кемпинг «Риваж», был красный шарф, зацепившийся за натянутое по краю поля ограждение, словно свидетельствуя об опасности. Это была первая мысль, что пришла Джамалу в голову.

Опасность.

Напоминание о камнепаде, наводнении, сдохшем звере.

Затем новая мысль. Это всего лишь шарф, зацепившийся за колючую проволоку, шарф, потерянный кем-то из отдыхающих и занесенный сюда морским ветром.

Он задумался, стоит ли прерывать привычный размеренный шаг и выгибать шею, чтобы рассмотреть ставший игрушкой ветра кусок ткани? Если бы он тогда продолжил свой путь, все пошло бы по-другому, все повернулось бы иначе.

Но Джамал замедлил ход, а потом и вовсе остановился.

Шарф, похоже, совсем новый. Ярко-красный, огненный. Джамал пощупал его, вчитался в этикетку.

Кашемир. Фирма «Берберри»… Да, за этот клочок ткани отдали небольшое состояние! Аккуратно отцепив шарф от проволоки, Джамал подумал, что надо бы немедленно отнести его в «Сирену». Андре Жозвиак знает в Ипоре всех и сможет узнать, кто потерял шарф. А если хозяин не найдется, Джамал оставит его себе. Продолжив бег, он одновременно поглаживал мягкую ткань. Когда он вернется в Ла-Курнев, в свой квартал-4000, то вряд ли станет носить его со спортивным костюмом. Кашемировый шарф за пятьсот евро — да за такой убиться можно! Наверняка в квартале найдется хорошенькая девушка, готовая обмотать им свою нежную шейку.

Справа, возле бункера десяток овец повернули к нему свои морды. Они ждали, пока оттает трава, и взгляд у них был такой же тупой, как и у тех придурков у него на работе, что в полдень выстраиваются перед микроволновкой.

Миновав бункер, Джамал увидел девушку.

Он живо прикинул расстояние между ней и обрывистым берегом. Меньше метра! Девушка стояла на краю вертикального обрыва высотой более ста метров! У него невольно закружилась голова. Зачем она взобралась на покатый склон по скользкой, покрытой инеем траве и теперь стояла над обрывом, подвергая себя большему риску, чем если бы она стояла на подоконнике тридцатого этажа самого высокого небоскреба.

— Мадемуазель, с вами все в порядке?

Слова Джамала потонули в холоде. Ответа не последовало.

Джамал находился метрах в ста пятидесяти от девушки.

Несмотря на ледяной воздух, на ней было всего лишь легкое красное платье, разорванное пополам; одна половинка облепляла пупок и бедра, другая болталась на шее, прикрывая ложбинку на груди и половинку бюстгальтера цвета фуксии.

Девушка дрожала.

Красивая. Однако Джамал быстро почувствовал, что девушка не вызывает у него никаких эротических эмоций. Невероятная, волнующая, встревоженная, она совершенно не возбуждала его сексуально. Когда впоследствии он вспоминал эту картину, чтобы объяснить ее, лучшим сравнением, пришедшим ему в голову, было сравнение с оскверненным произведением искусства. Настоящее святотатство, непростительное презрение к красоте.

— С вами все в порядке, мадемуазель? — повторил он.

Она повернулась к нему. Он шагнул ей навстречу.

Высокая трава доходила ему до середины икр, и он подумал, что, возможно, девушка не заметит протез, закрепленный на левой ноге. Она стояла напротив него. В десяти метрах. Спиной к пропасти. Очень близко.

Она недавно плакала, но, похоже, слезы уже иссякли. Растекшийся вокруг глаз макияж успел высохнуть. Джамал никак не мог выстроить обрывки противоречивых мыслей, метавшихся у него в голове.